Я фыркнула.

Мисс Свежий Горный Воздух попыталась скрыть улыбку.

– Что же, невредно бы посмотреть, – кивнула она. – Я… я как бы уже настроилась…

– И как быть? – спросила я после недолгого молчания. – Решимся или что?

– Лично я не собираюсь торчать все лето в городе! – свирепо объявила Даниэлла. – Смог – чистое убийство для моей кожи. Кстати, об убийстве: я только что читала в «Глоуб», что уличная преступность в этом году возросла втрое. А вы же знаете, что они вытворяют в самую жару!

– Кто и что вытворяет? – поинтересовалась я, щурясь.

Даниэлла изумленно вытаращилась на меня.

– Преступники, кто же еще?

«О’кей, – подумала я. – Но не дай мне Бог усмотреть хоть малейшие признаки фанатизма!»

– У меня аллергия на табачный дым, – неожиданно выпалила Клер.

Я ответила проницательным взглядом.

– То есть, – поправилась она, – не совсем аллергия. Просто не выношу дыма. Голова раскалывается.

Даниэлла кивнула.

– Кроме того, вонь неделями держится в моих волосах, не говоря уже об одежде. В доме не курить. Согласны?

Я призадумалась.

Честно говоря, не такой уж я заядлый курильщик. Скорее за компанию. Чаще – пассивный. Единственное, что есть во мне пассивного: я вполне способна обходиться без сигареты.

И все же терпеть не могу, когда мне приказывают.

Люблю выигрывать. Это одно из моих наиболее одиозных качеств.

– Как насчет крыльца? – предложила я. – Если таковое имеется. Или во дворе?

Последовал безмолвный обмен взглядами, прежде чем Даниэлла смилостивилась.

– Так и быть. Но если запах начнет просачиваться в дом…

– Да-да, согласна. Все же мы делим шкуру неубитого медведя. Какие правила, если самого дома еще нет?

Клер, не отвечая, в десятый раз посмотрела на часы.

– Свидание? – спросила я.

Клер, покраснев, взяла с табурета то, что я определила как костюм в пластиковом пакете из химчистки.

– Да нет… Просто у меня бойфренд. Сегодня он работает допоздна. Мы живем вместе. Мне нужно добраться до дому раньше его. Ну, сами понимаете…

Я ничего не поняла, но все же пожала плечами:

– Прекрасно. О правилах договоримся позже.

– Вот и хорошо, потому что мне хочется посмотреть восьмичасовую передачу на «Лайфтайм», – оживилась Даниэлла и немедленно предложила время, дату и место встречи для последующей экскурсии на Мартас-Вайнярд.[2]Каждая из нас пообещала принести прайс-листы сдающихся внаем домиков, которые только сумеет отыскать, а Клер поклялась договориться с агентом по сдаче недвижимости в Оук-Блаффс.

Обменявшись со мной телефонами и номерами электронной почты, странная парочка ретировалась, а я со вздохом облегчения плюхнулась у стойки и заказала пиво и тарелку начос, кукурузных чипсов с сырным соусом и сметаной. Целый день крошки во рту не было! Шесть чашек выпитого кофе разъедали слизистую желудка. Я прямо чувствовала, как в ней образуются огромные дыры.

По-моему, бармен тоже услышал скрип челюстей, поскольку наградил меня подозрительным взглядом.

Я мило улыбнулась:

– Не могли бы вы поспешить с этими начос?

Всегда ненавидела снобов.

Может, потому, что выросла среди людей, чьи представления о культуре заключались в просмотре ралли тяжелых грузовиков-чудовищ, сопровождаемом суперогромными порциями молочных коктейлей в местном «Ди кью».[3]

Я была совершенно уверена, что половина обитателей моего родного города, который я не слишком любовно называю «Дедли Спо»,[4]штат Нью-Хэмпшир, каким-то образом находятся между собой в родстве. Думаю, для некоторых людей инбридинг является целью, а инцест – средством убить время, которое бесконечно медленно тянется в глухой провинции.

Доказательства были вполне неопровержимы, по крайней мере для меня. В каждом классе наших местных начальной и средней школ учился по меньшей мере один представитель обширной семейки Браун.

Мэгги Салливан была Браун.

Бобби Мэниган – тоже Браун.

Пети Мин, смахивавший на азиата и к тому же носивший азиатскую фамилию, был Брауном. Не знаю, как и почему, но так оно и было.

Брось камень, и попадешь в Брауна.

Для сведения непосвященных: метание камней – любимый вид спорта в Пондскаме,[5]штат Нью-Хэмпшир. Как и грязная брань и безжалостные издевательства над всеми, кто ел простой пшеничный хлеб вместо того, что делают специально для тостов, и пытался поделиться им с окружающими.

Только не подумайте, что я участвовала в подобных играх, разве что в роли перепуганного наблюдателя.

Клянусь.

Видите, насколько я себя помню, скажем, лет с четырех, я чувствовала, что совсем не похожа на этих раздражающе тупых кретинов… – о’кей, можно подумать, на свете бывают какие-то другие кретины, – населявших округу, где я жила с рождения и до того дня, как убралась из Мус-Дроппинс,[6]штат Нью-Хэмпшир, на учебу в Бостон, штат Массачусетс.

Университет Аддисона. Ах, святилище и гавань будущих великих artistes, именно так: французский термин всего здесь уместнее.

Известных также как неудачники.

Нет, не так. Это несправедливо. Далеко не все, кто учился в Аддисоне, оказались неудачниками.

Да, многие начали в таком качестве и с годами только отточили роль. Все знали этих ребят. Такие есть в каждой школе. Те самые, кто выпячивал грудь, пыжился, хвастал, без умолку расписывал будущую голливудскую карьеру и в конце концов приползал домой, виновато поджав пресловутый хвост, чтобы простоять за стойкой бара в местной забегаловке всю оставшуюся жизнь.

Другие поступали на первый курс. С блеском в глазах, исполненные искреннего, трогательного оптимизма и готовности посвятить жизнь Искусству. И потом, обычно к середине второго курса, большинство становились неудачниками, поняв, что не обладают никаким актерским талантом.

Неудачники или позеры. Или забавная комбинация того и другого.