Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собственно говоря, даже не важно, удастся ли поладить с обеими соседками. Я снимаю летний домик не для того, чтобы заводить новых подруг.
Да и не слишком я гожусь в подруги.
Конечно, я общалась с девчонками из Ойстер-Бей, где когда-то росла. Это на Лонг-Айленде, Нью-Йорк. Иногда мы переписываемся по электронной почте, и я встречаюсь с ними, когда приезжаю домой к родным. Но у меня не слишком много общего с Эми, Мишель и Рейчел. Не только потому, что все они замужем, а я – нет.
Я вроде как с самого начала была другой.
Скажем, к примеру, я единственная уехала из дома поступать в колледж. Учиться.
Эми и Рейчел посещали местный колледж, Мишель каждый день моталась в Нью-Йоркский университет (родители не хотели, чтобы она жила в общежитии), а я отправилась в Бостонский университет и специализировалась в области средств связи, взяв второй специальностью историю искусств.
Целых четыре года я летала на Лонг-Айленд на каникулы и праздники и, хотя неплохо проводила время, была счастлива вернуться в Бостон к своей жизни.
Ближе к окончанию учебы стало ясно: родители предполагают, что я вернусь домой и найду работу в Нью-Йорке.
От одной этой мысли во мне все восстало.
Я любила родных.
Но не хотела начинать свою так называемую взрослую жизнь под их контролем. Они и без того достаточно потрепали мне нервы по поводу решения уехать в Бостон, но я стояла насмерть. Мне было необходимо побыть одной. Стать самостоятельной.
И после этих четырех лет я вовсе не собиралась возвращаться домой.
Личная жизнь была для меня важнее всего.
К двадцати трем годам Эми, Мишель и Рейчел повыскакивали замуж.
Отец намекал, что мне, возможно, стоило бы последовать их примеру.
Мать все удивлялась, что неладно с занудными обитателями Новой Англии, не способными распознать прелестную молодую женщину с первого взгляда!
Честно говоря, я вовсе не спешила замуж. Сначала.
Что возвращает мысли к летнему домику… Я предпочла нанять таковой в Оук-Блаффс, потому что не могла себе позволить дом в Нантакете или одном из супердорогих районов Вайнярда вроде Эдгартауна.
Конечно, всегда можно попросить денег у родителей. И они дали бы, но сначала попытались бы уговорить отказаться от мысли о домике и приехать на лето к ним.
А мне этого не хотелось. Их любовь была чем-то вроде удавки, я постоянно опасалась задохнуться в горячих объятиях.
Меня же интересовали совсем другие объятия.
Главное, я решила снять домик потому, что настала пора найти мужа.
Мужа, достойного Даниэллы Сары Лирз.
Кем была Даниэлла Сара Лирз в это судьбоносное лето? Позвольте мне немного рассказать о ней.
Рост: пять футов четыре дюйма. В самый раз.
Внешность: не слишком смуглая кожа, карие глаза, идеально изогнутые брови, шедевр салона «Студия».
Волосы: густые, темно-каштановые. Длина – до плеч, и всегда прекрасно уложены.
Фигура: кое-кто называет ее роскошной. Другие утверждают, что я похожа на молодую Софи Лорен.
Или Кэтрин Зета-Джонс.
Или, в один из моих лучших дней, Дженнифер Лопес.
Нет, правда. Люди часто говорят нечто подобное, спросите у моей матери.
Когда-то, очень давно, один тип набрался наглости заявить, что я немного толстовата. Я велела ему катиться к чертям. Мое, и только мое дело, как я выгляжу. Он попытался дать задний ход и клялся, что употребил слово «толстая» в качестве комплимента, но было слишком поздно. В моей книге жизни он давно стал древней историей.
Видите ли, я всегда считала, что способность к самооценке – хорошее качество в любом человеке. Своей я обязана родителям. Мне с детства твердили, что я красива, умна и вполне заслуживаю счастья, любви и успеха в обществе.
Они наставляли, я слушала. Возможно, в школе я слушала не слишком внимательно, особенно на уроках географии и социологии, хотя настроение никогда не портилось от неспособности найти на карте… ну, не знаю, скажем, Уругвай! Зато дома я прислушивалась ко всему очень внимательно.
Не то что я была так уж занята собой. Я знала девушек, настолько поглощенных собой, что общаться с ними было просто невыносимо. Но себя нужно ценить. Сознавать, что ты достойна всего хорошего.
Почему бы нет?
Как любила говаривать моя бабушка: «Живи, пока живешь. Умрешь – так навсегда».
Подумайте об этом.
Во всяком случае, я не привыкла особенно тревожиться по поводу лишней пары фунтов. Потому что знаю: с ними или без них, я все равно прекрасна.
И не потерплю от мужчин иного поведения, кроме джентльменского.
Я регулярно хожу к массажистке и косметологу и раз в две недели делаю маникюр и педикюр. Как-то в офисе меня спросили, почему мне не лень красить ногти на ногах зимой.
– Никто же не носит босоножки, – заявила эта девица. – И никто не видит твои пальцы.
– Поправка, – парировала я. – Я вижу. А это для меня самое главное.
С самой средней школы я ношу только желтое золото. И никогда – серебро. Не то чтобы я ненавидела серебро, просто решила иметь собственный отличительный знак, так сказать, фирменную марку. И я давно усвоила, что каждая женщина должна иметь личного ювелира, такого, которому доверяет.
И каждая женщина должна иметь множество всяких мелочей и удобств, собственных. Личных. Своих.
Это возвращает нас к самооценке.
К самоуважению.
Мне вопить хочется при виде женщин, позволяющих топтать себя мужчинам, которые предоставляют им платить за себя в ресторане, не звонят, когда их просят, и носят спортивные штаны на людях.
Я часто думала: «Куда катится этот мир, если в обществе допустимо такое гнусное поведение?»
И вот вам истина: дай мужчинам палец, они оттяпают руку. С самого начала следует установить границы. Заставить их играть по вашим правилам. А если они не желают, значит, вылетают из игры. Точка.
Я считаю себя приличным человеком.
Я пожертвовала прошлогоднюю одежду бездомным. Ну знаете, ошибки – вещи, которые просто не следовало покупать.
Не то чтобы я часто делала ошибки.
В конце каждого года я выписываю чек столовой, где готовят бесплатные обеды неимущим женщинам.
– Когда у тебя столько всего, сколько у нас, – часто повторяет отец, – не грех и поделиться.
Думаю, когда у меня будут дети, я обязательно научу их всему, чему учили мои родители. Буду делать все, чтобы они выросли гордыми, сильными и великодушными. И тогда успех и счастье неминуемы.