– Простирает крылья! Избави… Избави…

Милич осторожно отпустил ее руку и пошел к крайнему дому – туда подъехал армейский джип.

* * *

В последнее время о политике старались молчать. Общее ощущение надвигающейся неизбежной беды сводило на нет желание кому-либо что-либо доказывать.

Да, после Второй мировой войны албанцев в крае селилось все больше. Да, другой язык, чужая культура и иная вера. Сербы окончательно стали меньшинством – разве только на севере края, в Метохии, еще соблюдался паритет. Югославская Федерация казалась готовой к таким вызовам, способной выложить народы и культуры в драгоценную мозаику единого справедливого государства.

Где же произошла ошибка? Когда еще не поздно было хоть что-то исправить?

Полыхнуло, да как! И сначала не в Косове. Хитрым маневром в девяносто первом бескровно отделилась Македония, малой кровью – Словения. А дальше – только ужас и смерть. Хорватия и Босния – многолетняя резня, все против всех, без жалости, до упора. Миротворческие силы – как мазь на обрубки.

Югославия зализала раны, и уже казалось, что худшее позади, когда аккуратно сложенный костерок на юго-востоке разгорелся от умело поднесенной спички. ОАК – Освободительная армия Косова – заявила о своих целях. «Косову – независимость!» – лозунг подхватили дипломаты и журналисты, политики всех мастей и рангов за пределами Югославии. «Косово для косоваров!» – услышали те, кто реально находился рядом. Такое обманчивое эхо.

Банды ОАК ушли из подполья в горы, подпитанные оружием и идеологией из рук щедрых кураторов. Террор нарастал по экспоненте, и, когда все пошло вразнос, югославскому правительству осталось только ввести в край регулярные войска.

У многих думающих людей возникло одинаковое ощущение: ловушка захлопнулась.

Полковник Слободан Брегич воевал за свою землю – на своей земле, так же как его отец в сороковых и дед в десятых. Косово Поле – здесь зародилась сербская идентичность, колыбель и сердце страны. В свои сорок восемь Брегич давно не питал иллюзий о мирных договоренностях с бандитами и прочей дилетантской шелухе. На вверенной ему территории – кусочке священной земли – действовал жестокий и хитрый противник. И у противника было имя.

На беленой стене крайнего дома деревни Лешичи изогнулась багровая загогулина, похожая на змею с разинутой пастью. Бурая тряпка, послужившая художнику кистью, валялась здесь же. А чуть поодаль в бурьяне лежал старик с перерезанным горлом. Крови для живописи вокруг было в избытке.

Брегич смотрел на змею, не отрывая взгляда. Милич остановился у него за спиной.

– Здравствуй, дядя Драган, – не оборачиваясь, сказал Брегич. – Смотри, это снова Смук. У него уши за каждым кустом. Еще вчера здесь стоял наш пост. А как только сняли охранение…

– Здравствуй, Слобо! – ответил Милич. – К Смуку у меня свой счет, не короче твоего.

Брегич убежденно помотал головой:

– Полиции здесь не справиться. Я иду за ним, дядя Драган! Мы доберемся до гнезда Смука и спалим его дотла.

– Иначе и быть не может, – сказал Милич.

Они замолчали каждый о своем, и стали слышны сбивчивые заклинания матушки Божены:

– На всех дорогах кресты и ямы. Земле не родить, и хлебу не зреть… Ни мира, ни покоя, мор и глад. Молнии с неба, огонь из-под земли! Ни жалости в сердцах, ни веры пастырям. Окаянные дни, змеиные времена!

Зона ответственности российского миротворческого контингента, Босния

Январь 1999 года

Ветер дул со стороны моря, от далекой северной Адриатики, негостеприимной в это время года. «Вороньи дни» – последняя неделя января, стылая водяная взвесь повисает в воздухе, оседает соленой пленкой на лице, одежде, автомобильном стекле.

Ветер не знал границ – тем более новых границ – и гнал воздушные массы через хорватское побережье за боснийские перевалы к сербским холмам и венгерским равнинам. Мертвая серая трава колыхалась в такт его дыханию. Лужи обрамлялись хрупкими ледяными узорами.

Дорога вилась ниточкой по горному склону, а потом выбралась на плоскогорье, распуталась и вытянулась струной в направлении Обриежского перекрестка.

Защитного цвета «уазик» с черными русскими номерами бодро продвигался по пустынной дороге, объезжая ямы и притормаживая на трещинах в давно не чиненном асфальте. В сотне метров за ним следовал БТР с надписью «SFOR» на обоих бортах.

Сержант Цыбуля уверенно прокладывал траекторию «уазика» между многочисленными препятствиями. В салоне было тепло – даже немного чересчур, но полному ощущению комфорта мешали неудобные вопросы майора Шаталова. Цыбуля уже не чаял добраться до блокпоста, лишь бы только прекратилась историко-географическая викторина.

– Ну что – «так точно», Цыбуля? Ты не увиливай, это со мной не работает. Так как королевство называлось? Сербское?

Цыбуля покосился на Шаталова, пытаясь угадать по его лицу правильный ответ. Куда там! На всякого хитрого сержанта найдется такой вот майор. Глаза чуть прищурены, но смотрит открыто, даже чуть по-детски. Вроде и не улыбается, а как будто через секунду рассмеется. Рожа пиратская: широкоскулая, загорелая, подбородок драчуна. С таким в домино играть не садись. Решился Цыбуля и – как в холодную воду:

– Так точно, товарищ майор! Сербское!

Вздохнул товарищ майор с глубоким командирским сожалением:

– Нет, сержант. Делаю вывод: ты вчера всю мою пламенную речь в одно ухо впустил, из другого выпустил. А потом еще и помещение между ушами проветрил, чтобы, не дай бог, в нем что-нибудь полезное не задержалось.

– Какое помещение, товарищ майор? Извините, отвлекся, дорога сложная!

Как назло, начался приличный участок шоссе, прямой как стрела и со свеженьким асфальтом. Шаталов с усмешкой взглянул на своего шофера.

– Сербов, хорватов и словенцев. Эс-Ха-Эс. Так королевство называлось. Я же тебя просвещаю, Цыбуля, чтоб ты образованным человеком рос, умственно развивался, а ты саботируешь!

– А боснийцев, Андрей Иванович?

– Что – боснийцев?

– Ну, королевство! Сербов, хорватов… А боснийцев?

На обочине чернел скелет сгоревшего автобуса. И сержант, и майор проводили его взглядом. Цыбуля – задумчиво, представил, как тут все было до прихода миротворцев. А Шаталов – цепко, внимательно: не шевельнется ли в окне или под колесом силуэт стрелка. БТР в зеркале заднего вида повел башней, хищно пошевелил пулеметом, прикрывая «уазик».

– Резонный вопрос, Цыбуля! – неторопливо, по-профессорски продолжил Шаталов. – Не было тогда никаких боснийцев. Потому что это те же сербы, только обращенные в ислам. При турках еще. Название – «бошняки», «боснийцы» – потом уже придумали.