В конце коридора рядом с широкой двустворчатой дверью стоял письменный стол, адъютант поднялся навстречу Маевскому и открыл ему дверь в кабинет:

– Ждут-с!

Ротмистр приосанился, шагнул за порог. Дверь мягко закрылась у него за спиной. Отдал честь, щелкнул каблуками – как смог.

– Ваше превосходительство…

Из-за большого рабочего стола ему навстречу поднялся тучный седовласый генерал Тригоров, развел руки для объятий. На одном из двух посетительских мест перед столом сидела заплаканная дама, за спинкой ее стула стоял подросток.

– Арсений Андреевич, голубчик! Живой, на ногах! Рад безмерно!

– На ноге, Сергей Павлович. Отскакался Маевский, отмахался шашкой. Теперь вон… на подпорке.

Ротмистр впервые встретился с Тригоровым, тогда еще подполковником, накануне Германской. Со знакомыми из той невообразимо далекой жизни часто возникала особенная приязнь, сродство душ. Они обнялись. Затем генерал подвел Маевского к столу.

– Позвольте представить… Арсений Андреевич Маевский, ротмистр Первого Конного генерала Алексеева полка, герой Ново-Дмитровской и Тихорецкой. Софья Николаевна Келлер, вдова полковника Келлера. Ее сын Владимир.

– Сударыня, польщен знакомством… Юноша… – Ротмистр поцеловал даме руку, с подростком обменялся рукопожатием.

Тригоров усадил его напротив вдовы Келлера, вернулся в свое кресло, искренне поинтересовался:

– Как ваши, Арсений Андреевич? Есть ли вести?

Маевский неопределенно качнул головой:

– Последнее письмо получил перед Рождеством, из Гельсингфорса. С Божьей помощью, должны бы уже добраться до Берлина.

– Сколько сыну?

– Одиннадцать. – Внимательнее посмотрел на подростка, улыбнулся ему одними глазами. – Наверное, ровесник… Владимира? – Правильнее было бы сказать «ровесник Володи» и сократить дистанцию, но почему-то полное имя показалось более уместным.

Софья Николаевна словно не услышала вопроса. Владимир оробел и тоже не ответил. Повисла неожиданная пауза. Где-то неподалеку проснулась крупнокалиберная гаубичная батарея, стекла заунывно отзывались на каждый залп.

Тригоров ввел Маевского в курс дела:

– Софья Николаевна обратилась к нам по вопросу сугубо личному, но тем не менее связанному с историей и честью Добровольческой армии. Вы ведь были знакомы с полковником Келлером?

– Так точно, еще с Японской. Федор Вильгельмович командовал орудийным расчетом рядом с расположением наших разведчиков. Артиллерия здорово выручила нас под Мукденом. Более не встречались. Хотя по осени несколько директив из штаба приходили за его подписью. Сожалею, что не довелось свидеться.

Тригоров удовлетворенно кивнул:

– С самого начала Германской полковник Келлер служил у Михаила Васильевича Алексеева в штабе Юго-Западного фронта, затем стал его правой рукой в обоих Кубанских походах. И пережил Верховного руководителя, к сожалению, ненамного.

Софья Николаевна перехватила инициативу:

– Федор завещал, чтобы его похоронили в православной земле, рядом со своим командиром. Все удалось устроить. Он лежит здесь, в Екатеринодаре, поблизости от генерала Алексеева.

Ротмистр недоуменно посмотрел на Тригорова, на Келлеров:

– Так в чем же, собственно, вопрос?

Софья Николаевна ответила коротко и строго:

– Алексеева больше нет в могиле.

Предположения одно абсурднее другого замелькали у Маевского в голове. Удивляться в последние годы не приходилось ничему. Нынешняя война не жалела ни живых, ни мертвых. Тригоров разъяснил:

– Все идет к тому, Арсений Андреевич, что мы будем вынуждены оставить город. Памятуя о судьбе Корнилова, чье тело большевики вырыли из земли для надругательства и таскали по улицам на веревке, родственники Михаила Васильевича распорядились перезахоронить его за рубежом. Королевич Александр личным указом предоставил Алексееву последнее пристанище в Сербии. Прах Верховного руководителя уже покинул родину.

Щеки Софьи Николаевны пылали нездоровым румянцем. Блеск в глазах выдавал совсем не женскую решимость.

– Я лишь хочу выполнить волю мужа. До конца. Арсений Андреевич, вы смогли бы сопровождать нас в Белград?

Тригоров подался вперед, исподлобья посмотрел Маевскому в глаза:

– Присоединяюсь к этой просьбе. Расходы семья Келлеров берет на себя. Путешествие туда и обратно не должно занять более полутора месяцев. Но в наше смутное время дорога может быть сопряжена с непредвиденными трудностями, и мне было бы спокойнее, если бы семью полковника сопровождал надежный и благородный человек. Я не вправе отрядить кого-либо из офицеров действующей армии…

Маевский заиграл желваками:

– Я понял вашу мысль, Сергей Павлович. Не продолжайте.

* * *

«Дорогая Лида!

Сбои в почтовом сообщении, конечно, недопустимы, но простительны. Твое финляндское послание, отправленное в сочельник, настигло меня лишь в начале марта, и видела бы ты, каких только почтовых штемпелей не собрал конверт! Впрочем, легко ли найти человека, когда линия фронта качается туда-сюда подобно змее, танцующей под факирскую дудку, когда полки и дивизии снимаются с места за одну ночь? Очень надеюсь, что где-то между Ростовом и Екатеринодаром бродят в поисках меня твои послания из Стокгольма, Мальме, Копенгагена, Гамбурга, Берлина.

Изменчивая судьба рисует нам путь. Еще вчера я скучал в госпитале, ожидая, когда затянется пустяковая царапина и доктора соизволят отпустить меня в часть. А уже сегодня с новым заданием я отправляюсь в дорогу! Предстоит путешествие в глубокий тыл с важной и конфиденциальной миссией. Буду писать тебе при каждом удобном случае на берлинский адрес посольства.

Обними Андрюшу! Скучаю по вам. Твой Арсений».

* * *

Пока четверо могильщиков возились с веревками, приглашенный Келлерами старенький дьячок бормотал себе под нос монотонную молитву. Ни слова не разберешь. Может, и к лучшему – дело делалось странное, сомнительное.

Ротмистр Маевский, Софья Николаевна и Владимир стояли на краю разрытой могилы не шелохнувшись, ждали терпеливо, когда необходимое будет завершено. Дул порывистый и влажный южный ветер, заглушая неумолчный рокот приближающегося с севера фронта.

Наконец, могильщики ухнули по-бурлацки, навалились, потащили, дьячок затараторил быстрее, и из глубины могилы всплыл на веревках к поверхности земли темный лакированный гроб.

Селение Керген, территория под контролем ОАК

Автономный край Косово, Югославия

Январь 1999 года

Бетонное крошево и обломки кирпича похрустывали под ногами. Смук осторожно шел вперед. Пистолет в закрытой кобуре, руки на виду. На чужой территории нужно быть вежливым. Беза и Амир со своими людьми остались за околицей около джипов.