— Ты насчет этого? — Александр согнул локти и, присвистнув, сделал характерный жест. — Это вряд ли. Хотя у детишек здесь отдельные каюты имеются. С компьютерами. Видимо, как раз на случай, если даме захочется отдохнуть от своего малыша.

— Да тут сервис — высший класс! — восхитился Носов. — Давай знакомиться, что ли? Евгений Носов.

— Александр Яшин. — Пожатие конкурента было вяловато. — Выбрал уже себе опытный образец?

— Не-а, — протянул Носов. — Зачем? Я с каждой из них пообщаться желаю. И пообщаюсь. А с какой первой — неважно.

— Любитель, значит, — усмехнулся Александр.

— А ты — нет? — поднял брови Женька.

— Ну почему же… — лениво пожал плечами Яшин. — Очень даже. Но с возрастом крылья слабеют. Я вот думаю какую-нибудь девочку из обслуги закадрить. Эти-то — с гонором, с претензиями. Мне б попроще чего-нибудь и помоложе.

— А игра как же? — спросил Носов с недоумением.

— Игра есть игра, — снова пожал плечами Александр. — Но эти дамочки — для дела. А не для тела.

— А в игре кого выбирать будешь? — не отставал Евгений. — Я бы вот круглолицую выбрал. Которая с пацаненком рыженьким. Глазки, формы, щечки! Класс!

— А я бы самую молодую, — усмехнулся Яшин.

— Ну, тут они все не первой свежести, — задумчиво почесал подбородок Носов. — Опытные. Хотел бы я знать, кого мадам со взрослой дочкой выберет.

— Вон того, — Яшин кивнул на столик, где Клим Ворошилов, похоже, развлекал анекдотами Георгия Вартаняна и Егора Половцева. Все трое хохотали.

— Чернявого? — нахмурился Евгений, чуя в Георгии реального конкурента — не по игре, по жизни.

— Нет, другого, — ухмыльнулся Яшин. — Такие дамочки солидных папиков выбирают.

— Забьемся? — предложил Носов. — На пять баксов. Ты говоришь, она папика выберет. А я, что — меня.

— Тогда на сто, — хмыкнул Яшин. — Ты не в ее вкусе.

— Откуда ты знаешь?

— Догадываюсь.

Колька куда-то смылся. Катя не волновалась — сын был не по годам самостоятельным человеком, за которого можно не беспокоиться. Наверное, решил по палубам прогуляться, корабль посмотреть, ведь кроме как на речном трамвайчике он ни на одном плавсредстве до сих пор не бывал. А тут такая красота! Как в кино.

Екатерина окинула взглядом платья и костюмы, которые только что получила в гардеробной. Да, чтобы приобрести все этой самой, ей не один год нужно работать, включая сверхурочные и халтуры. Почему так несправедливо устроена жизнь? Она ведь квалифицированная хирургическая медсестра со стажем почти в двадцать пять лет. Без нее ни одна сложная операция в больнице не обходится. А жить практически не на что. Львиная доля заработка уходит на квартплату. Колькина школа ежемесячно нешуточные поборы устраивает. То на занавески в кабинет биологии (где они, эти занавески?), то на ремонт кабинета химии (как были там стены не крашены, так и остались). Одежда Колькина тоже стоит немало — ведь размер уже не детский, да и вырастает он из всего быстро. Хорошо еще, что на диски и всякие прочие развлечения не клянчит — сам зарабатывает. Подрядился на какой-то автостоянке машины мыть. Иногда даже на свои деньги продукты покупает, когда семейный бюджет сходит на нет. Да, с сыном Екатерине повезло. Вот повезло ли сыну с ней — большой вопрос. Иногда она спрашивала себя: может быть, не нужно было выгонять Митьку — Колькиного отца? Ну что ж такого, что пил, пьют все. И бьют… Когда Кольке было три года, Дмитрий, в очередной раз напившись до чертиков и ничего не соображая, ударил ее. Он бил ее и раньше, всякий раз, когда впадал в алкогольное беспамятство… Но в этот раз на них смотрел сын. Наутро она собрала вещи Дмитрия и вызвала ему такси. Куда он поедет, ее не интересовало. Еще года четыре он приходил домой и на работу, просил прощения, клялся, что пить бросил. Потом она узнала — и вправду бросил. Но простить ему унижения, которое испытала в присутствии малыша, не смогла. Никогда…

В дверь каюты постучали.

— Да, войдите, — проговорила она и вытерла намокшую от нежданных слез щеку.

Дверь открылась, и в каюту вошла снежная королева, как окрестила ее Екатерина. Таких дамочек она не любила — чувствуют себя хозяйками жизни, увешаны побрякушками, как новогодние елки, наряды у них от самых модных кутюрье, но ведь все это известно через какое место заработано. Порхают по жизни как стрекозы. «И под каждым им кустом был готов и стол, и дом…» И в этой игре наверняка эту стрекозку будут на первое место толкать. Потому что таким бабам ничего не стоит каждого члена жюри мужского пола обработать.

— Я прошу прощения за беспокойство, — голос у снежной королевы был низкий и властный. — Меня зовут Анна, я, как вы, наверное, поняли, одна из участниц…

Она сделала паузу, и Екатерине ничего не оставалось, как назвать свое имя.

— Очень приятно, — кивнула Незванова. — Катя, у вас не найдется иголки с черной ниткой?

— Иголки? — ошеломленно проговорила Катя. — С ниткой?

— У меня пуговица отрывается, — улыбнулась Анна.

— И вы… будете пришивать ее сами? — пробормотала Булычева.

— А вы предлагаете из-за каждой мелочи бегать к костюмерам? — Незванова покачала головой. — Думаю, я справлюсь с этим быстрее.

«Вот это фокус, — подумала Катя, извлекая из чемодана игольницу. — Королева, оказывается, умеет держать иголку в руках».

— Большое спасибо. — Анна опять улыбнулась, и Катя подумала, что если перед нею и королева, то уж никак не снежная. — Я минут через десять вам ее верну. Вас когда будут снимать?

— В половине восьмого.

— А меня в восемь. До съемок уйма времени. Что вы собираетесь делать?

— Еще не решила, — ответила Екатерина. — Хотела вещи разобрать.

— А я собираюсь на экскурсию по теплоходу. Не хотите составить мне компанию?

— Мой Колька уже отправился… — растерялась Катя. — Да, конечно, с удовольствием.

— Отлично! — бодро воскликнула Незванова. — Тогда через десять минут будьте готовы.

После того как дверь закрылась, Екатерина села на кровать.

«Чудеса, — подумала она. — Никогда еще подобные фифочки не навязывались мне в компанию. Хотя не такая уж она и фифочка. Может, прежде чем стать королевой она была Золушкой».

«Как странно будет, если в этой игре мы окажемся вместе, — подумала женщина. Она стояла на палубе, низко наклонившись над перилами. Со стороны можно было подумать, что она едва справляется с дурнотой, хотя теплоход не качало. — И он до конца игры так меня и не узнает… Это с трудом укладывается в голове. Да, времени с последней нашей встречи прошло немало. Но я не могла измениться настолько, чтобы не сохранилось вообще никаких узнаваемых черт. Следовательно? Следовательно, он не очень-то ко мне приглядывался тогда. А положа руку на сердце — вообще не видел. Смотрел — да. В любви объяснялся — да. Цветы дарил. Но не видел. Может быть, на ноги и грудь смотрел. А скорее всего, ему было все равно. Слишком поздно я узнала, что у него и до меня и после было несметное количество подружек. И у некоторых из них рождались от него дети. Интересно, как он живет со всем этим? Неужели ни об одном ребенке так и не вспоминает? А ведь наш будущий ребенок… Ведь это по его вине он так и не родился! Есть же такие сволочи на свете! Небось, еще и о призе мечтает. Дрянь, подлец, скотина! Как говорят в школе: таких типов надо из рогатки стрелять. А лучше из настоящего оружия. Может быть, так и сделать? Но нет. Это было бы слишком просто. Надо обо всем хорошенько подумать. А сейчас — только улыбка, только расположение, обаяние и еще раз обаяние. Но здесь нельзя переборщить…»