уйти, потому что это уже бесит. Наима тоже подскакивает со стула, взволнованно глядя на меня.

— Блин, прости меня. Я такая дура. Прости, конечно, он красавчик для тебя, не для меня. Я не собираюсь разрушать ваши отношения, клянусь. Я просто… дура. Но если тебе… вдруг станет скучно, а твой жених не сможет помочь, то я зависаю здесь каждый вечер. Приходи. Ну или не приходи. Или всё же приходи…

Я ухожу. Надоело. Господи, какая болтливая девушка.

— Я была рада познакомиться! Миру мир! — кричит Наима вдогонку, когда я хлопаю дверью бара.

Заметив Стана, расхаживающего перед машиной, направляюсь к нему. Он поднимает голову, продолжая говорить с отцом. Я перерезаю себе горло, показывая ему, что с меня хватит.

— Я понял тебя, папа. Хорошо. Мне нужно идти, — Стан завешает звонок и выглядывает за мою спину, наверное, проверяя, не убила ли я кого-нибудь. — Что случилось?

— Меня сейчас стошнит. Ко мне приклеилась безумно болтливая девчонка. И я устала. Хочу спать. Что хотел дядя?

— Ничего особенного. Спрашивал о тебе и учил меня уму-разуму, как обычно, — раздражённо фыркает Стан. — Мне не следовало оставлять тебя там одну.

— Всё в порядке. Пятнадцать минут прошли, поэтому домой, да?

— Домой. Ты молодец.

Только я не чувствую себя молодцом. Я чувствую, что меня раздражает жизнь. Раздражают все эти голоса и даже фонари вокруг. Я хочу спать. Когда мне не дают спать, я злюсь и иду спать.

Едва мы выезжаем с парковки, расположенной перед баром, и я сразу же проваливаюсь в сон.

Глава 6

Сон для нас это не такая уж и большая необходимость. Благодаря нашей быстрой регенерации и огромной энергии, которые вырабатываются благодаря крови, важное условие — человеческой крови, многие из нас не спят, а занимаются своими делами или развлекаются. Но всё зависит от возраста. Когда ты старше, чем молодые вампиры, то тебе уже не доставляют удовольствие ночные клубы или наркотики. Возраст — убийца желания жить. Тебе это сложно понять, мой юный друг, ведь у тебя есть ограниченный отрезок времени, и ты хочешь всё успеть. А нам уже спешить некуда.

Резкая тошнота будит меня. Распахиваю глаза, чувствуя, как по лбу скатывается холодный пот. Я не помню, что именно случилось, раз мне стало настолько плохо.

— Всё хорошо! Хорошо! — Сбоку от моей кровати включается свет, и рядом со мной садится Стан, взволнованно протирая мой лоб.

— Я… господи, меня сейчас вырвет, — выдавливаю из себя.

— Сюда.

Друг помогает мне подняться и удерживает мои волосы, как и направляет голову прямо в ведро, пока меня рвёт. Кровь и неприятная слизь натирают мою гортань. Я кашляю несколько раз. А затем падаю на кровать, тяжело дыша.

— Какая гадость, — стону я, прикрывая глаза. — Гадость.

— Ещё бы. Ты как? — Стан вытирает мой рот полотенцем и протягивает мне стакан с водой.

— Хреново. Голова болит и горло, — отвечая, привстаю на кровати и делаю пару глотков воды.

— Ты спала сутки, Русó. Честно говоря, я уже достаточно напуган. Почему тебя сейчас рвало? — мрачно спрашивает Стан.

— Кошмар, — шепчу я и ставлю бокал на тумбочку.

— Кошмар? У нас не бывает кошмаров.

— У вас нет, у меня да. Мой первый кошмар. Я держала в руках глаз папы и съела его. Это и вызвало тошноту. Что за чертовщина происходит, а? От меня уже несёт гнилью?

— Нет. Самое странное, что нет, ты не пахнешь, как умирающие. Ты и выглядишь нормально. Моя жена, когда заболела начала резко худеть. Она быстро превратилась в скелет, иссохла вся и жутко воняла. Поверь мне, эту вонь я бы ни с чем не спутал.

— Значит, я гнию вкусно, — усмехаюсь я.

— Это не смешно, — остро реагирует Стан. — Это ни черта не смешно!

— Я знаю, прости. Но я же не чувствую страха, поэтому мне смешно. Прости, да, я неправильно себя веду. Значит, я долго спала?

— Сутки, Русó. Сутки. Ты заснула в машине, и я отнёс тебя в спальню. Сегодня утром я пытался тебя разбудить, ты ни на что не реагировала. Совсем ни на что, словно была в коме. Я не знаю, что делать, Русó. Может, стоит сказать отцу или Саву? Они должны знать больше нашего.

— Нет, нельзя. Это опасно, Стан. Опасно.

— Опасно ничего не предпринимать и делать вид, что всё в порядке, — рявкает на меня друг, подскакивая с кровати. Он злобно хватает ведро с моей рвотой и скрывается в ванной, продолжая бурчать себе под нос.

А что я могу сделать? Я не изучала этот вопрос. Я даже не знала, что больна, и у меня нет никаких сил больше. Я сама узнала об этом недавно. Я потеряла возможность физической силы, быстрого передвижения, ментальной связи, считывания эмоций, идеального и точного зрения и слуха.

— Хм, странно, — шепчу, ощупывая языком свои зубы.

— Что странно? — хмуро спрашивает Стан, выглядывая из ванной.

— У меня нет клыков, — отвечаю я.

— Что? — выкрикнув, он сразу появляется передо мной в спальне. Стан хватает ладонями моё лицо и открывает мой рот насильно, нажимая на мои зубы пальцами.

— Выдвини их. Обрати себя, — требует он.

Я мычу, потому что так отвечать совсем неудобно. Стан закатывает глаза и отпускает меня.

— Не могу. Я не обращаюсь. Обычно мы ведь обращаемся по своему желанию или по голоду, если учуем рядом кровь. Но я не питаюсь человеческой кровью и не реагирую на это. У меня нет клыков. Может быть, я стала человеком и обращаюсь в него? — У меня на лице появляется улыбка.

— Дура, — Стан даёт мне подзатыльник, явно не поддержав мою шутку. — Хватит вести себя так, словно это не страшно.

— Но мне не страшно.

— Мне, чёрт возьми, страшно! — в сердцах выкрикивает он. — Мне страшно, Русó! Мне! Ты не можешь быть человеком! Это просто невозможно! Ты рождена от двух чистейших родов! Чистейших!

— Но наши родоначальники тоже когда-то были людьми. Выходит, что моя кровь не такая уж и чистая. А также есть вероятность того, что я обращаюсь в человека, — спокойно отвечаю.

— Нет такой вероятности. Ты другая, Русó. Ты просто другая, поэтому твоё гниение проходит… хм, по-королевски.

— Ты