сексе, и наши партнёры довольно искусны, они многое умеют, и у нас нет ограничений. А теперь представь, что эта жажда завершить и получить результат заключается в горе и мести тем, кто причинил вред твоим родителям или же твоему ребёнку. Ты будешь убивать до тех пор, пока твоя кровь и твой мозг не получат должного, по их мнению, удовлетворения. Ты не сможешь остановиться, тебе будет плевать, кто перед тобой стоит и пытается тебя остановить. Их ты тоже убьёшь, пока не дойдёшь до цели. Теперь этот плюс стал жирным минусом, не так ли?

— Боже, я скучаю по тому времени, когда ты носила платья и милые корсеты, — недовольно цокает Стан, когда я спускаюсь вниз.

— А тебе бы вспомнить, что мы на чёртовой Аляске. Ты зачем так вырядился? — спрашиваю я и кривлюсь, оглядывая его классический костюм-тройку и несколько бриллиантовых орденов на груди. Идиотизм.

— Это доказательство моего статуса. Мы едем туда, как представители нашей правящей власти, Русó. Ты давно читала нашу конституцию и правила посещения любых семей нашего клана?

— Никогда не читала. Я сожгла это дерьмо в одном из каминов своего дома, — фыркнув, выхожу из дома и направляюсь к машине.

— Поэтому ты снова одета, как бездомная. Ты что, ограбила какой-то завод по этим ужасным толстовкам и спортивным штанам? Не говори мне, что даже нижнее бельё у тебя такого же качества.

— Ты такой сноб, Стан. Не задирай нос.

— Я не…

— Именно это ты и делаешь, Стан. Да, ты князь и мой близкий друг, но семья Сава отшельники, не забывай об этом. Папа всегда говорил, что в первую очередь мы должны помнить о выборе одного из нас прежде, чем войти в его дом. Наши правила действуют только в наших домах и никак иначе. Если нам скажут есть руками и облизывать пальцы, мы будем есть руками и облизывать пальцы. Это уважение к принимающей нас семье. Ты меня понял?

— Нудная старуха, — бурчит Стан, выезжая на трассу, чтобы доставить нас к дому моего врача.

— И тебе придётся следовать этим правилам, Стан, когда ты станешь королём. Именно наше отношение к отшельникам говорит о нас больше, чем отношение к элите. Когда нужно будет защищать наш клан, именно отшельники придут первыми на помощь. Много ли тех, кто тогда погиб, был из элиты, которую так ты любил? Нет. Погибли наши семьи и только те, кто, действительно, уважал и любил правителей. А эти высокомерные задницы, воротящие нос и доказывающие чистоту своей крови, спрятались в лесу, как последние суки, или притворились мёртвыми. Поэтому закрой свой чёртов рот и не смей читать мне нотации о моём внешнем виде.

Стан недовольно поджимает губы. Пусть я сейчас бессильна, но никогда не поддерживала этих ублюдков, предавших моих родителей. И никогда не буду.

— Ты их убила, — едва слышно напоминает Стан.

Я бросаю на него злой взгляд.

— И тебя убью, если ты унизишь хотя бы кого-то. Думаешь, что я не знаю о твоих слабостях, Стан? Я знаю. Поэтому даже не думай меня злить. Пусть я и подыхаю, но пока жива, ты будешь подчиняться моим правилам. Это тебе ясно?

— Кристально, Ваше Высочество, — обиженно отвечает он.

Отворачиваюсь и смотрю в окно, тяжело вздыхая. Чёрт, я даже нормально разозлиться не могу, и это бесит. Как только я думаю, что внутри меня вспыхивает ярость или страх, или хотя бы какая-то другая эмоция, то радуюсь. Правда, радуюсь, что я ещё буду жить, но потом… потом снова тишина и безразличие. Легко спутать искусственные эмоции, которые я вырабатываю по памяти, и настоящие. Они похожи на первых секундах, но затем становится ясно — я умираю.

— Чёрт, дорогу замело, придётся объезжать, — хмурится Стан, останавливая внедорожник перед завалами снега.

— Меня уже укачало. Долго ехать?

— На самом деле нет. Отсюда сто метров до их дома. Видишь свет вдали?

— Да.

— Это дом Сава. Но подъехать к нему по этой дороге невозможно, а другой я не знаю. Если только припарковаться чуть дальше и дойти пешком. Но ты можешь замёрзнуть или тебя вырвет, или ещё что-то…

— Я дойду, — быстро приняв решение, открываю дверь машины.

— Русó!

— Стан, всё в порядке, я дойду пешком. Здесь недалеко, я как раз прогуляюсь. Мне нужно немного подышать воздухом, иначе меня, правда, стошнит. Паркуй машину и встретимся в доме.

— Ладно, только никуда не…

Хлопаю дверцей машины, даже недослушав его. Придурок. Порой он меня безумно бесит.

Иду по снегу, мои ноги утопают в нём, пока я обхожу огромные завалы. Я сбегаю в низменность, откуда струится свет, а затем замираю, вдыхая морозный и чистейший воздух. На моих губах появляется слабая улыбка, и я слышу свой смех и подначивания Стана впереди. Он всегда так хорошо управлял лошадьми, а я была слабее в этом, пока не переняла все привычки Стана. Я имитировала его жесты, и однажды мне удалось вырваться вперёд. Это произошло на Аляске много столетий назад. Некоторые из наших переехали сюда, потому что мы всё же предпочитаем холод, и есть верование, что вода и лёд — проводники в другую жизнь, чистую жизнь. Мы часто ездили сюда, когда я была в подростковом возрасте. Слишком часто, я обожала жить здесь. Обожала природу, уединение и наши поселения. Мало кто знает, но именно мы первыми начали обустраиваться в этом месте. Мы привели сюда людей и показали им, что здесь много ресурсов.

Смех всё ещё звучит в моей голове, пока я медленно бреду к дому Сава. Смех нарастает, и я закрываю глаза, задерживая дыхание.

Мои лёгкие горят от адреналина и жажды выиграть. Ледяной воздух, бьющий мне в лицо, обжигает и в то же время возбуждает все мои нервные клетки.

— Ешь мой снег, придурок! — смеясь, я оборачиваюсь и вижу Стана, скачущего за мной. Мы снова сбежали, и это лучшее время. Солнце ярко светит и ослепляет нас. Я смеюсь и, ударяя коня, скачу быстрее, ещё быстрее. Сворачиваю в лес. Лошадь легко перепрыгивает через ухабы и выступающие, покрытые снегом, корни деревьев.

— Русó! Остановись! Там нет дороги!

— Ты просто трус, Стан! Ты трус! Боишься повредить свои панталоны? Малыш! — насмехаюсь я.

Ветви деревьев бьют меня в лицо, пока я несусь, как огненное пламя знаний и голода, чтобы выиграть эту гонку.