сравнении с Сейфом и вовсе казалась девичьей. От такого неожиданного и сильного удара он, конечно, сразу рухнул бы на пол, но на разъярённый Марат не дал ему это сделать, витиевато матерясь, он схватил паренька одной рукой за капюшон, а второй за ремень сзади, отчего тот повис в руках у Сейфа, как белка-летяга, так и дотащил его Марат до крыльца, отрывая все двери на пути непосредственно башкой побежденного хлюпика. А потом еще чуть раскачал и швырнул его со всего маху со ступенек вниз, после такого Петрушкин долетел почти до самой калитки. Находясь в полной прострации от столь неожиданного нападения, он ещё не успел встать, когда почувствовал еще один сильный удар, будто бы в него прилетел огромный булыжник, это разбушевавшийся хозяин запустил в него его же собственный дорогущий фотоаппарат, потом он сам спустился с крыльца и таким сильным пинком выставил окровавленного парня за калитку, что едва не сломал ему копчик. При этом озверевший Марат на нецензурном жаргонном языке объяснил Фантому, что если он или кто-то из его коллег триклятых журналюг еще хоть раз явится в его дом, то они узнают на своей шкуре, на что способен в гневе Кислицкий маньяк. Всё вышесказанное Сейф проделал в едином порыве, на одном дыхании и даже не вспотел, Марьина опомниться не успела, как муж вернулся в дом один, оставив городского бедолагу за калиткой. Придя в себя, женщина обругала бешеного супруга крепким словцом и даже разок ухитрилась ударить его по корпусу крепко скрученным полотенцем, на второй раз Житин тряпку перехватил, а для того, чтобы убедить Марьяну в своей правоте, перевернул стол с ресторанной едой. Подспудно с этим действом он на повышенных тонах объяснил жене, что ему очень не нравится, когда в его отсутствие она привечает дома чужих мужиков, да еще и пьет с ними. Маленькая Настюша от такой небывалой ранее в ее доме да и вообще в ее детской жизни бузы расплакалась громко и тревожно, тогда только Марат взял себя в руки и прекратил дебош. Марьина тут же отреагировала на дочкины слезы, подхватила крошку на руки и со злобой сказала Житину: «Тьфу ты, чёрт окаянный, напугал дитя!» Завернула девчонку в пуховый платок, на себя накинула цигейку, на ходу напялив широкие валенки, выбежала на улицу в надежде на то, что Петрушкин еще там.

К тому времени, когда жена вновь завела в дом избитого журналиста, Сейф окончательно поостыл и уже успел даже устыдиться своему поведению. Особенно когда увидел, что у парня до сих пор хлещет кровь из разбитого носа, а левую скулу он счесал до мяса во время продления с крыльца, и это потерпевшему ещё крупно повезло, что дом Житиных был старый-престарый и крыльцо было низкое с почти вросшими в землю ступенями, а то бы такими ушибами парень ещё и не отделался бы. Сейф мысленно ругал себя, ведь этот доходяга, пусть и незваный, но все-таки гость, и перед ним не в чем виноват быть не может, когда он получил свой срок, этот несчастный был едва-едва по старше Настюхи и быть причастным к той журналистской травле, которую пришлось пережить ему и его тогдашней семье, уж никак не мог. И, конечно, не стоило так беспричинно зверствовать. То же твердила и Марьяна, которая уже успела оказать парню мед. помощь и теперь, пока тот держал на лице замороженный куриный окорок, любезно предоставленный хозяйкой, убирала с пола остатки еды и посуды с опрокинутого стола. Выражая свои претензии к мужу, она не стеснялась в выражениях, благо Марат не слышал, как браниться жена, потому что ушел курить на улицу. Когда совсем уж стемнело, страсти в доме Житиных окончательно улеглись, и семья вместе с побитым гостем принялись поедать поздний ужин свой. Стёпу Марьяна уговорила остаться и не ехать в город по ночи. Да и Марат искренне и от души попросил прощения у Петрушкина, тот не стал выкобениваться и тут же согласился на уговоры хозяев без особых раздумий, но теперь внутренне он ОЧЕНЬ боялся Житина и не хотел ляпнуть ещё что-то, чтобы ему не понравилось, и потому за столом беседа шла на совсем отвлеченные бытовые темы. И только когда Марьяна пошла укладывать дочку спать, а Петрушкин и Сейф остались вдвоем допивать привезенное им из города в качестве гостинца пиво, журналист чуть осмелел и решил все-таки проведать Сейфу о цели своего визита. Что же все-таки заставило такого модного и молодого парня посетить эту глухую деревеньку Глушено, правда ли, что вовсе не погоня за сенсационной новостью о том, что Кислицкий маньяк теперь на свободе, привела Фонтома в дом к Житину, или все-таки Сейф поступил правильно и дальновидно, наставив ему синяков, покажет время, а вернее, следующая 4 глава…

Глава 4. Камень Лжи

— Вы не подумайте, я на вас, Марат Данилович, не в обиде, и всё-таки зря вы на меня с порога накинулись.

— Я ж уже извинился, и свою ошибку осознал, у самого теперь на душе кошки скребут…

— Да, дело не в извинениях, а в том, что если бы вы без лишних эмоций позволили мне пояснить цель моего визита, то сами с того немалую выгоду поимели бы…

— Ну, излагай… Я слушаю тебя, только какая мне выгода может быть с тебя, малец?

— Ну, вообще-то мне 35 лет… У меня трое детей уже и жена есть, Кристина. Правда, она сейчас уехала к матери и детей забрала с собой, но по весне вернётся, как потеплеет, ей не по климату здесь…

— Да ты что, серьёзно! А с виду и не скажешь, выглядишь лет на двадцать, а может, и того меньше…

— Ну да… Есть такое. Мне это часто говорят.

— Я хотел вам сказать, Марат Данилович…

— Слушай, Стёп, давай без отчества, а то и просто можешь называть меня Сейф, или тебе Кислицкий маньяк больше нравится?

— Да что ты, Марат!!! У меня и в голове такого не было, так тебя называть!!! Я верю тебе!!! Я знаю, что этот ваш Сорочиный куст находится в области тектонических сдвигов земли. Такие места нередко полны аномалий, которые могут иметь как положительную, так