спустя какое-то время Марат понял, что парень и в правду не так уж и прост, как ему показалось на первый взгляд. Энергия от колдуна явно шла не добрая, его узкие не то карие, не то чёрные глаза блюстителя словно закапаны валерьянкой, а в молчаливости читалась какая-то злая сила, а вёл он себя так, будто он киднеппер, а Марат и Степан — его бесправные заложники. В общении с Петушиным он неприкрыто доминировал, со стороны их дружба и дружбой-то не выглядела. Так общается надменный и богатый высокочинный начальник с мелким клерком или обслугой своей. Ещё более странным такое поведение ролей было потому, что явно небедный, с модной тачкой и одеждой городской топовый блогер Степан был в этом тандеме слабой стороной, он пасовал и прогибался перед деревенским хмурым Тарабукиным, который, кроме колдовства, как выяснилось, работает кладбищенским сторожем и живет непосредственно на своём рабочем месте, в сторожке, той же деревенском кладбище. Может быть, от того его аура транслировала во внешний мир негатив и сыпалась из него почти осязаемая, как рябь из телевизора, потерявшего антенный сигнал… Хотя Марат предпочёл списать своё такое впечатление на усталость и стресс от смены привычной для себя среды, в конце концов, это ведь только ощущение, а его, как известно, к делу не пришьёшь, тем более что такая неприязнь к попутчику появилась только у него, а вот Петрушкин, кажется, всем более чем доволен, видно было, что присутствие колдуна его радует, нет, даже не то, что радует, а льстит ему, как это бывает при встрече с кумиром. Стёпа воспринимал пренебрежительность в отношении себя со стороны Тарабукина как так и надо, будто тот ему старший брат или даже отец, хотя по паспорту всё было наоборот, и их разделяла разница на целых восемь лет в плюс к блогеру. Но, видимо, такое распределение ролей было давней традицией в их дружбе. А может быть, и правда этот клоун навёл на Степана какой-то морок, ну типа как приворожил, но не на любовь, конечно, а на подчинение себе. Марат чуть было не сплюнул себе под ноги от нелепости собственного предположения, но вовремя опомнился и не стал пачкать иномарочный салон авто. Тарабукин сидел вразвалочку на заднем сидении, и даже в его позе читалось что-то оскорбительно-высокомерное по отношению к остальным путникам. Марат даже чуть скривился, глядя на него в зеркало заднего вида, но всё же спросил:

— А ты чёрный или белый колдун?

— Обычный, как все.

— Как так, обычный — это я, например, обычный, зэк, освободившийся по УДО, а вот колдун — это очень даже необычно. Кто помогает тебе в колдовстве твоём, бог или дьявол???

— Нету ни бога, ни дьявола.

— Вот тебе раз!!! Колдуны, значит, есть, а ни бога, ни дьявола нету, это как так?

— Бог есть бог, и дьявол — бог тоже. Все в одном и есть. Просто сила и энергия неплохие и нехорошие, а как есть.

— Ты чего, сатанист, что ли????

— Нет! При чем тут сатанист??? Я ж тебе говорю, нету ничего такого религиозного, это ж выдумка всё.

— А как же ты колдуешь тогда, если ни во что не веришь?

— Вера нужна тем, у кого знаний нет, поэтому им нужно верить, они ж не знают ничего точно, а просто верят в то, во что им говорят, а я много что знаю, шесть поколений подряд мои предки считались самыми сильными колдунами во всем Коми, и я буду тоже таким же сильным и всемогущим, придет время…

— Ну а сейчас ты что можешь? Дождь, может, вызвать, ты лечишь, может? Или обидчика, например, наказать можешь своими заговорами, ты вообще кому молишься? Как твой бог называется?

— Просто бог называй, если тебе так удобнее. Просто есть силы, одухотворяющие всё сущее, им подчинена и жизнь, и смерть. И не добрая эта сила, не злая, а безграничная, всемогущая… И я часть этой силы… Как вот вода, без нее нам не прожить, значит, она для нас добро и благо, а для утопленников каких или для кораблей потерпевших крушение вода — злая сила, несущая смерть. И огонь опять же, можно и обжечься, а можно благодаря тому же огню избежать смерти от обморожения. И всё так, и бог, и дьявол, оно всё на самом деле едино, и современное этим высшими силами чудо для кого-то одномоментно может оказаться бедой. И не потому, что кто-то хороший или плохой, чёрный-белый, а потому, что такова природа и жизнь, порода ведь тоже разделила всех на хищников и их добычу, на людей и насекомых, в породе есть и мерзкие паразиты, и прекрасные цветы. И что ж получается, кому-то она намеренно навредила, обделив красотой и силой, нет, просто порода настолько грандиозна и величественна, что для нее нет никого ничтожества в том, что нам, людям, по незнанию кажется пакостным, а на самом деле всё так и задумывалось самой жизнью и высшими силами.

— Да уж, мудрено всё у вас, всё никак у людей, дёрнул же меня чёрт тебя, Петрушкин, послушать!

— Стёпа мне говорил, что ты смог противостоять кусту сорочьему в Вальпургиеву ночь…

— Да противостоять — не противостоять, не знаю сейчас, это всё кажется, то ли сказкой, то ли сном, будто и не было ничего, а может, мне и правда тогда эта всё померещилось… Я уже не знаю…

— Ну что ж, доберемся до камня лжи, я его активирую, там и посмотрим, правду ты говоришь или нет, если правду, то мы поверим тебе без веских доказательств, сила камня внушит нам веру в твои слова, а если ты это всё насочинял и навыдумывал, то камень раздавит тебя насмерть, вот и все дела…

— Тебя послушать, так и вовсе дело выходит плёвое… А сможешь ли ты его вообще включить-то, камень этот хваленый, а то, может, зря только тащиться мы такую даль. Я жену бросил одну на хозяйстве, дочку маленькую полтора года, мне отмечаться надо в отделе в полиции, а придем туда, тык-мык, и по нулям всё…

Тут свою реплику в разговор наконец-то вставил водитель Степан, который до этого был увлечен,