— Есть хочешь?

— Нет… — отвечаю правду, защелкивая замок.

Дверные замки тоже щелкают.

— Есть предпочтения?

— В смысле? — смотрю на него, и глаза снова скатываются на его губы.

Черт.

Я слишком хорошо помню, как он целуется. Слишком хорошо помню его вкус и напор его языка. От этих воспоминаний в моем белье становится жарко.

Положив на руль руку, он цепляет на панель свой телефон, поясняя:

— Я про платье. Может быть хочешь в какой-то определенный магазин?

Платье.

Его манера изъясняться кажется мне занудной. Он бы и сам показался мне таким, если бы я не знала наверняка, что это не так.

— А… — рассматривая прямые и правильные черты его лица, улыбаюсь и бросаю в шутку. — Гуччи подойдет.

Постучав пальцем по дисплею телефона, прижимается к рулю и осматривает улицу, решая с какой стороны лучше из нее выбраться.

Женский голос в его телефоне вдруг объявляет о том, что нужно повернуть направо.

Машина не двигается с места, но мотор взвывает так, будто из под капота наружу рвется целая конюшня. Вцепившись пальцами в ремень, сжимаю бедра и зажмуриваюсь. Рычание повторяется и я выкрикиваю, смеясь:

— Прекрати!

Его ответный тихий смех вызывает желание чем-нибудь в него бросить, но когда вижу блуждающую по его лицу усмешку и эти лучики морщин в уголках его чертовски ярких глаз, сглатываю.

Расслабившись, он переключает передачу, и машина трогается с места.

Растекаюсь по креслу, вытягивая перед собой ноги и, откинув на спинку голову, смотрю в окно. В голове легко, но в основном пусто, потому что я не думаю ни о чем. То есть, делаю ровно то, что и собиралась.

Роман тормозит буквально за следующим углом, и навигатор в его телефоне сообщает о том, что мы на месте.

— Черт… — бормочу, глядя на трехэтажный фасад бутика Гуччи у себя перед носом.

Наблюдаю за руками Романа, пока он забирает с панели телефон и щелкает передачей.

Я уверена в том, что он понимает — это не тот магазин, в котором я обычно одеваюсь, и когда мы заходим внутрь, я прижимаюсь своим плечом к его руке и поглядываю на его профиль, пока он осматривается, положив руку в карман брюк.

На стеклянных полках сумки стоимостью с месячную зарплату не последнего менеджера среднего звена. С обувью примерно такая же история. А одежды… вообще здесь не вижу, как и других посетителей.

Девушка-консультант проводит нас на третий этаж и передает в руки другого консультанта, и ни одна из них не позволяет себе чего-то такого, что могло бы меня смутить. Они… идеально вежливы. И у них… кажется отличная работа. Это то, о чем я думаю, отдавая одной из них свое пальто.

Забыв о том, что я здесь вообще-то не одна! Смущенно отвечаю на всякие вопросы относительно моих пожеланий (которых у меня нет!) и двигаюсь вслед за девушкой вдоль вешалок.

Она набрасывает на свою руку одежду, поглядывая то на мое лицо, то на мое тело, а я оборачиваюсь через плечо.

Стоя посреди зала, “мой” миллионер вертит в руках красную лаковую туфлю на десятисантиметровой шпильке и выглядит при этом забавно задумчивым.

Улыбаюсь, потому что ничего не могу с собой поделать.

Подняв глаза, он встречает мой взгляд, а потом проходится глазами по моей спине, заднице и ногам, будто прикидывая, как эти туфли будут смотреться на мне.

Я знаю, что одета… как официантка. И что сидит все это на мне, как на вешалке. А еще я знаю, что ему все равно!

Его взгляд такой медленный и такой пристальный, что вслед за ним по мне бегут мурашки…

Я знаю, что он что-то задумал. Я уже видела на его лице такое выражение. Там в кафе, два дня назад. Боже ты мой, меня начинает потряхивать от возбуждения.

Я чокнутая!

Склонив набок голову, Роман возвращает туфлю на полку и, засунув руки в карманы брюк, переходит в отдел белья.

Наблюдаю за ним, кусая губу.

Его тело будоражит меня до самых пяток.

Как и он сам.

— М-м-м? — смотрю на девушку, отвернувшись.

— Пойдемте в примерочные, — указывает она на коридор за кассой. — Может хотите воды? — спрашивает по дороге. — Или кофе?

— Нет… — отхожу в сторону, позволяя ей развесить одежду внутри широкой примерочной кабины.

Она задергивает штору, и я даже раздеться не успеваю, когда слышу за ней любезный голос:

— Дальше мы сами, спасибо.

Застыв в расстегнутой блузке, поворачиваю голову.

— Надень это.

Показавшаяся из-за шторы рука протягивает фирменную коробку, которую я выхватываю, тихо предупреждая:

— Не подглядывай.

— Сегодня командую я, — слышу такой же тихий ответ. — Если ты помнишь.

Я помню.

Меня встряхивает примитивный, пещерный, адский трепет.

Он умеет командовать. Но еще больше меня колбасит от того, что и подчиняться он умеет не хуже. Воспоминания об этом эксперименте поджигают кровь. За всю мою жизнь я не встречала человека, которого мечтала бы увидеть в этой роли. Никого, кроме Романа Геца. Кажется, ни с кем другим это не было бы так, мать его, увлекательно.

— Ф-ф-ф-ф… — выдыхаю в потолок, прижав к груди коробку.

Это чулки. Черные.

Растянув между пальцев тонкое кружево резинки, с восхищением рассматриваю высококачественные узоры. Я бы не умерла от горя, даже если бы никогда в жизни не стала обладательницей брендовых шмоток, но вот это… это потрясающе…

Быстро сбросив с плеч рубашку, бросаю ее на пуфик и сбрасываю ботинки, а за ними и брюки.

Мое белье…

Черт.

На фоне этих кружев розовые хлопковые трусы смотрятся надругательством над природой, как и белый поролоновый лифчик. Решаю обойтись без него и выдохнув, снимаю с вешалки то платье, которое приглянулось мне еще на манекене.

Черное платье с воротником стойкой и белым бархатным бантиком вокруг шеи. Оно обтягивает меня, просто как влитое, и расширяется к низу трапециевидной юбкой чуть выше колена.

Информация, отраженная на ценнике кажется бредом сумасшедшего, но не мне судить о том, почему этот мир устроен так, а не иначе.

Поправив хвост, встаю на носочки и рассматриваю свое отражение.

Моя талия кажется такой тонкой. И руки обтянутые черными рукавами тоже. Но в целом… кажется, мне очень идет. Ладно, это лучшее из всего, что я когда-нибудь надевала.

Отодвинув штору, переминаюсь с ноги на ногу и разглаживаю ткань на животе.

Прислонившись плечом к стене, мой меценат отрывается от своего телефона и засовывает его в карман пиджака, проходясь глазами по моим ногам, а потом по всему остальному.