сказав, что Тесса напомнила ему старшую дочь. По его словам, она была такая же худенькая и бледная, а ещё она подолгу болела, пока её не забрала Мать-земля, вслед за его первой женой. Он смахнул слезу и добавил, что, насколько ему известно, северные орехи и медовые конфеты способствуют поправке здоровья.

Старик был искренен и Клермон, поблагодарив его, взял подарок, хотя с точки зрения дворянской чести такой поступок был недопустим. Но он уже давно отринул родовые традиции, в которых его растили, и больше полагался на ум и здравый смысл. К тому же северные орехи и сладости были дорогим удовольствием.

Тем не менее на улице он с некоторым опасением отдал кулёк Владычице ночи, но она, вместо того чтобы оскорбиться подарком лавочника, тут же отправила конфету в рот.

— О! — она протянула кулёк мужчинам. — Попробуйте, это очень вкусно.

Из вежливости Клермон взял одну конфету: он с детства не любил сладости. Кат, наоборот, был сладкоежкой и с удовольствием тягал из кулька конфеты и орехи, пока Клермон, видя такое дело, не ткнул его в бок, мол, прекрати, не для тебя угощение, и тот бросил на него сердитый взгляд. С явной неохотой он отошёл от девушки — под тем предлогом, что нужно упаковать груз в седельные сумки, и Клермона кольнула совесть. Он знал, что Кат Ворон рос в очень бедной семье и частенько не просто недоедал, а голодал. Впрочем, на исходе зимы такое частенько случалось в крестьянских семьях, особенно когда год выдавался неурожайным. Отец рассказывал ему, что иногда дело доходило до каннибализма и до весны доживали немногие из младенцев. Правда, в их княжестве такого не случалось, отец Клермона был рачительным хозяином и всегда держал запасы продовольствия на случай голодного года.

Он подошёл товарищу.

— Кат! Не забывай, что мы на виду у чужих людей. Что бы ты подумал, видя, как простолюдин таскает сладости у сестры дворянина?

— Что дворянин ни на что не годный мальчишка, а его сестра… ладно, я понял, — сказал Кат Ворон и вопросительно глянул на него. — Насчёт лошади для Тессы мне узнать или ты сам?

— Сам, а ты присмотри за ней.

— Хорошо.

Клермон направился к лавочнику, вышедшему вслед за ними.

— Уважаемый, не подскажете, у кого можно купить спокойную лошадь? Желательно недорого.

Старик покачал головой.

— Увы, господин. Недавно был падёж среди лошадей, на селе только меня беда обошла стороной. Но у меня они наперечёт, я же торговец, а больше ни у кого лишних нет.

— Может, в ближайших сёлах можно приобрести?

— Не думаю. Падёж по всей округе, причём не только среди лошадей, дохнут коровы и овцы. Похоже, ведьма шалит.

— Вот оно что, — понимающе кивнул Кат Ворон, который заинтересовался их разговором и подошёл ближе. Перехватив инициативу, он начал расспрашивать что именно предшествовало падежу животных.

— Сударь, так вы охотник за нечистью? — обрадовался старик и, получив утвердительный кивок, умоляюще сложил руки. — Пожалуйста, помогите нам!

— Ну, не знаю. Господин нанял меня для того же дела и пока я сам себе не хозяин, — Кат Ворон повернулся к Клермону. — Господин, поможем сельчанам или как?

Клермон сделал вид, что раздумывает.

— Поможем, но с одним условием. За отлов ведьмы нам отдадут одну из лошадей.

Старик возмущённо всплеснул руками, но всё же согласился.

Обычно ведьмы бесчинствовали по ночам, поэтому лавочник пригласил заезжих гостей остановиться в его доме. Владычице ночи отвели комнату по соседству с комнатой его дочери, а мужчин поселили в отдельном не отапливаемом флигеле. Они были не в обиде, дожди прекратились и непрестанно дующий южный ветер принёс из пустынь тёплую сухую погоду.

ГЛАВА 7. Застольные беседы, с риском потерять голову. Ловля ведьмы

Гостеприимство старика на этом не закончилось, гостей позвали сначала на обед, а затем на ужин. Судя по обильному застолью, хозяин дома не бедствовал. Во время ужина Кат Ворон заметил, что доброй еде не помешали бы добрые напитки, и лавочник велел слуге принести из погреба вино, причём не абы какое, а то, что хранится в специальном поставце.

Пока слуга выполнял хозяйский наказ, старик сказал, что вино очень редкое, и он заплатил за него баснословные деньги, а затем добавил, что оно того стоило, поскольку вкус у него не просто изумительный, а это настоящее волшебство.

Естественно, после столь интригующего предисловия гости уже с нетерпением ждали обещанную диковинку. Пожилой слуга, явно доверенное лицо лавочника, вскоре вернулся. Как мать дитя, он бережно прижимал к груди чёрную пузатую бутыль. Тем не менее сначала он отдал ключи хозяину и лишь затем расстался со своей ношей.

Видя с какой осторожностью слуга ставит бутыль на стол, а затем достаёт чистую тряпицу из кармана фартука и бережными движениями стирает с неё пыль и паутину, Владычица ночи склонилась к Клермону, сидящему рядом.

— Прямо-таки обряд священнодействия, — шепнула она и добавила: — Вы уверены, что после распития этого вина нас не принесут в жертву какому-нибудь божеству?

— Всё может быть, — ответил он и усмехнулся. — Не бойтесь. В случае чего мы с Катом будем биться до последнего, так что вас зарежут лишь после того, как мы умрём.

— Ну, спасибо вам за это, — сказала Владычица ночи, и тут слуга наконец-то вытащил пробку, запечатанную красным воском. По комнате разлился такой чудесный аромат, что она зажмурилась от удовольствия.

— Боже! Как пахнет! Не иначе это легендарная амброзия. Да за такое вино не жаль продать душу.

После этих слов Клермон с такой силой сжал ей запястье, что она вскрикнула боли. Но гневный выговор застыл у неё на губах, когда она увидела, что Кат Ворон с мрачным видом взялся за рукоять меча. «Ой! — она прижала пальцы к губам. — Кажется, я брякнула что-то непотребное».

— Да простит меня господин Солнце! Честное слово, я не имела в виду ничего дурного, — будто со стороны услышала она свой испуганный голос, а затем её рука самопроизвольно изобразила знак, отвращающий несчастья.

«Тесса? Спасибо, что выручила», — поблагодарила Владычица ночи и уныло подумала, что у неё скоро разовьётся шизофрения из-за вмешательства её дополнительных личностей.

О том, насколько не простительна совершённая ею ошибка, она поняла лишь тогда, когда увидела, что лавочника заметно потряхивает от напряжения и на его лбу бисеринками выступил пот.

— Ничего-ничего, госпожа! Я вас понимаю. Вино такое, что любой на вашем месте не удержался бы от святотатства, — произнёс он невнятной скороговоркой, а затем, не сводя глаз с Клермона, добавил дрожащим голосом: — Не переживайте, господин, я не донесу