Я никого не осуждаю за желание соответствовать стандартам или быть более красивым в традиционном смысле. Мы – социальные существа; нам нужны люди. Поэтому во многих случаях вписываться в общество – значит чувствовать себя в безопасности. Кроме того, помимо безопасности в обществе, к нам зачастую относятся лучше, если мы условно привлекательны. Трудно перестать волноваться об этом, когда преимущества и последствия слишком очевидны. Но мы должны разнообразить образы, представленные в СМИ. Это имеет чёткую и прямую зависимость от нашего восприятия самих себя. Исследование, проведённое в 2006 году, показало, что к шести годам девочки хотят иметь более стройную фигуру[23], и на это сильно влияют образы, которые они видят в СМИ. Мы должны видеть не только разные расы и типы фигур, но и тела и лица людей среднего возраста. Давайте поговорим об ожиданиях, которые на нас возлагаются. По мнению СМИ, в пятьдесят лет мы должны выглядеть, как худенькая пятнадцатилетняя девочка, потому что почти все люди на телевидении имеют размеры зубочистки и лица, которые уже не шевелятся.

Я хочу уточнить: я не выше этого. Я не ограждена от давления, призывающего быть красивее. Вовсе нет. Я всё ещё его чувствую. Особенно когда я смотрю некоторые фильмы и телепередачи, в голове вдруг появляется голос: «Что нужно сделать, чтобы выглядеть так же?» Сейчас я изменилась, и мне легче отмахнуться от повсеместного напора. И я не так строга к себе, как раньше. Я была глубоко несчастна в погоне за неуловимыми стандартами красоты, и я точно знаю, что не хочу больше так себя чувствовать. Теперь я знаю, что для меня лучше. Хотя мысли всё равно закрадываются, даже когда ты всё понимаешь.

Как испортить поездку во Францию

В следующем учебном году я и моё новое лицо вместе со средней школой отправились на две недели во Францию. Мы провели несколько дней в Париже, потом неделю жили в Ниме, в семье, а затем завершили поездку ещё несколькими днями в Париже.

Франция казалась идеальным местом, чтобы наконец-то исцелиться от переедания. Хотя молитвы о новом лице оказались услышаны (пусть теперь у меня и был сломанный нос), переедание и вес по-прежнему представляли огромную проблему. И, насколько я понимала, французы в этом отлично разбирались. Они были худыми. Они ели сыр и хлеб, но при этом оставались красивыми. Настоящая мечта. Я хотела хлеба и красоты и надеялась, что поездка во Францию станет шансом исцелиться и, может быть, по пути подхватить привычку курить. Я хотела вернуться домой исцелённой, сияющей, расслабленной француженкой.

В то время я принимала метформин, лекарство от диабета, помогающее клеткам стать более чувствительными к инсулину. Я старалась делать всё, что говорили врачи. Накормите меня лекарствами. Вылечите меня. Потому что, похоже, диеты не работают. (При этом я всё равно планировала сидеть на диетах до самой смерти, голодная и напористая).

Метформин – это огромная таблетка, которую нужно было принимать во время ужина. В самый первый вечер моего приезда во французскую семью мне пришлось подождать и принять таблетку в постели, запив лишь крошечной чашкой воды. Это ФРАНЦИЯ. Не могла же я глотать лошадиные таблетки за ужином, подтверждая всё то, что о нас думали французы. Я должна была представлять Америку с положительной стороны и, конечно же, скрывать пищевую зависимость и лекарства.

Я легла спать с ощущением, как будто таблетка застряла где-то в пищеводе, а на утро проснулась со жгучей болью в желудке. Двигаться было неприятно, и я не могла лечь, не испытывая боли, потому что желудочная кислота устремлялась через отверстие, которое я, похоже, прожгла. Я не очень понимала, что происходило, однако у меня появилась мысль, что таблетка застряла и раздражала нижнюю часть пищевода. И мне ничего не оставалось, кроме как надеяться, что в течение дня боль утихнет. Но этого, к сожалению, не произошло. Стало только хуже. Поэтому мне пришлось объяснять своей французской маме – на французском языке, – что со мной приключилось… «Э-м-м… le medecine de diabetes[24]… э-э-э…» Боже, как это по-американски.

Хотя моя цель и заключалась в поедании хлеба (как это делают французы), в течение первой недели я ела ноль углеводов. А теперь ситуация окончательно вышла из-под контроля. Единственное, что помогало почувствовать себя лучше, – шоколад Kinder. Он приносил около семи секунд облегчения, покрывая дыру, которую я прожгла. Но потом, спустя секунд двадцать, боль становилась ещё сильнее. Мне было так больно, что в тот день, когда мы должны были пойти в школу вместе с французской девочкой, я осталась дома. Я была одна и смотрела «Короля Льва» на французском языке. «Hakuna Matata, mais quelle phrase magnifique»[25].

Я помню, как сидела на полу в спальне, ела шоколадку за шоколадкой, смотрела в окно и думала: «А не умираю ли я от рака желудка, вызванного метформином? Мне выпал единственный шанс стать француженкой и слиться с крутыми людьми, которые ели круассаны и знали, что, чёрт побери, они делали! Но вместо этого я сижу одна во французской спальне, слушаю Keane «Somewhere Only We Know» и переживаю, что если я умру молодой, то никогда не получу шанс побывать в знаменитом любовном треугольнике».

Никто мне не верил, когда я заводила разговор о своём самочувствии. Они не понимали, что я пыталась объяснить, упоминая лекарство от диабета. Думаю, они решили, что я просто тосковала по дому.

– Avez-vous le diabète?[26]

– Non, mais… j’ai les… autres problèmes. C’est difficile d’expliquer… (Нет, но… у меня другие проблемы. Это трудно объяснить. Трудно, потому что я ни хрена не знаю по-французски).

В конце концов французской маме пришлось отвести меня к французскому врачу, который сообщил, что все мои проблемы в голове и вызваны стрессом, и посоветовал мне успокоиться. Свет в моих глазах потускнел ещё больше. Да, я верю, что проблемы со здоровьем могут быть вызваны или усугублены стрессом. И да, у меня был хронический стресс. Но у меня все ещё была грёбаная дыра в желудке!

В какой-то момент я сдалась. Я была несчастна и страдала от боли, но при этом я тусовалась с двумя сёстрами-француженками, у которых жила. Мне надоело быть больной и асоциальной. Мне