— Зачем ты клевещешь на нас обеих? Каждое из твоих предположений неверно. Никто не скажет, что Имилце остается в полном неведении или что я имею особую власть. Я лишь даю тебе совет как бывшая жена солдата. Ты знаешь не хуже меня, что Ганнибал провоцирует римлян. Если он займется ими всерьез, это будет война, какой мир еще не видел. Не какая-то летняя кампания, а борьба на многие годы. Лучше подумай, как ты можешь помочь нашему общему делу.

— Наверное, мне нужно сопровождать его, — сказала Имилце.

Сапанибал поджала губы — в основном, демонстрируя свое недовольство окружающему миру, поскольку Имилце вновь опустила взгляд на колени.

— Да, некоторые жены так и поступают, — сказала она. — Они плетутся в обозе за армией. Но ты не хуже меня знаешь, что это будет недостойным положением для тебя — особенно с ребенком. Лично я считаю, что тебе следует отправиться со мной в Карфаген и переждать войну там.

— Ты хочешь, чтобы я покинула Иберию?

— Да, это наилучший вариант. Ты породнилась с Карфагеном. Теперь тебе нужно увидеть его, выучить в совершенстве язык, познакомиться с моей матерью Дидобал и сестрой Софонисбой.

— Я поступлю так, как решит мой муж.

— Ты можешь спросить его мнение, но знай, что я уже обсудила с ним эту тему и он согласился со мной.

Размышляя над услышанной новостью, Имилце настороженно посмотрела на Сапанибал.

— Я спрошу его сама.

Она встала и стряхнула соринки с одежды.

— Этим вечером я помолюсь Ваалу и составлю письмо — веселое, как ты сказала. Спасибо, сестра, за совет.

Некоторое время Сапанибал смотрела ей вслед. Несмотря на почтительность молодой красавицы, Сапанибал не доверяла ей и боялась, что Имилце как-то повлияет на ход задуманных событий — намеренно или случайно. Прежде всего, она была дочерью вождя. В отличие от многих людей, Сапанибал понимала, что Имилце руководствуется собственным мнением. По крайней мере она чувствовала волю за элегантностью и изяществом манер.

* * *

Надежды Ганнибала оправдались. Совет Карфагена обсудил его депешу до того, как к нему обратился посланник Рима. Они вежливо отослали его восвояси, повторив аргументы, разъясненные им в письме. К сожалению, гонец, доставивший эти новости Ганнибалу, привез также весть о мятеже среди карпетан в центральной И берии. Командующий покинул Сагунтум, чтобы разобраться с ними. Он мог бы возложить карательную операцию на доверенного генерала, но, посчитав мятеж достаточно серьезным, решил лично подавить его. Почувствовав безнаказанность, эти непокорные племена могли породить недовольство карфагенской властью у других народов. Этого нельзя было допустить.

На время своего отсутствия он назначил Ганнона старшим офицером и приказал ему по возможности довести осаду до полного завершения. Но как только фигура Ганнибала исчезла за холмами Сагунтума, энтузиазм солдат иссяк окончательно. Ганнон не только увидел это, но и почувствовал сам. Он не собирался произносить вдохновляющие речи, чтобы подбодрить просоленных от пота, прокопченных и искусанных насекомыми людей. Однако он надеялся, что город не выстоит долго в условиях непрерывной блокады. Его подчиненные строили большие осадные механизмы и деревянные башни выше стен, которые затем перемещались к городу по ровной местности. Солдаты бросали с них копья и дротики. Они осыпали горожан смертоносным градом стрел, прикрывая тех, кто рыл под стенами подкопы. На других участках воины построили пологие навесы, под защитой которых рабочие вгрызались в прочный фундамент. Адгербал, главный инженер, доносил о том, что блоки в основании стены были плотно подогнаны друг к другу и скреплены раствором глины. Он и его люди вытаскивали их в больших количествах, ослабляя тем самым прочность крепости. Постепенно массивные стены смещались и проседали вниз, издавая громкий скрип и треск, как будто молили о жалости.

Полагаясь на тактику осадных работ, Ганнон ожидал момента, когда стенобитные машины пробьют широкие проходы в укреплениях города. Но однажды, проснувшись в поту жарким утром позднего лета, он содрогнулся от зловещей тишины. Тараны не стучали. Когда гонец принес ему весть о странном происшествии, он понял, что предчувствовал подобное. Как оказалось, угловая часть стены внезапно сместилась и придавила рабочих, подкапывавших ее основание. Она похоронила их в общей могиле, с грохотом, который сменился полным безмолвием. Из-под завала не доносилось ни стонов, ни криков о помощи. После того как пыль медленно осела, люди увидели чудо. Просевшая стена опустилась на десять футов, но не разрушилась. Она не имела ни брешей, ни трещин.

Осмотрев ее, Ганнон почувствовал гнетущее сомнение. Какая сила подняла свой массивный каблук и раздавила пятьдесят человек, втоптав их бесследно в землю? Такую странность нельзя было игнорировать. Она могла быть предвестием. Неужели жители Сагунтума призвали бога, чья сила одолела мощь Ваала, покровительствовавшего карфагенянам? Если это верно, то даже гений Ганнибала не мог одержать здесь победу. Ганнон велел остановить осадные работы и призвал верховного жреца.

Уродливое лицо угрюмого Мандарбала внушало страх. Его верхняя губа, сросшаяся с нижней частью носа, оставляла рот постоянно открытым. Большие желтые зубы торчали вперед. Ходили слухи, что он был рожден с руками, напоминавшими плавники морских существ — его пальцы соединялись друг с другом кожаными перепонками. Храмовый хирург рассек их в тот день, когда сироту приняли в орден. С тех пор жрец всегда носил кожаные перчатки — как и этим вечером, когда он взывал к богам и просил их мудрости и руководства в действиях. Для жертвоприношения выбрали козу, специально выращенную и откормленную для этой цели. Помощники Мандарбала, облаченные в черные плащи, провели ее на пыльный пустырь перед палаткой генерала и пропели священные слова, смысл которых был понятен только им. Коза испуганно блеяла, смотрела на них и упрямо натягивала веревку, привязанную к колу. Жрецы, удерживая ее на месте, с трудом сохраняли торжественность церемонии.

Магон, стоявший рядом с Ганноном, ткнул брата локтем вбок.

— Похоже, она знает, что произойдет, — сказал он. — Наше будущее записано на ее кишках. Странно, что боги общаются с нами подобным образом.

Сопротивление животного продолжалось недолго. Мандар-бал выполнил свою работу без заминок, как специалист. Когда помощники подвели к нему козу, он зажал ногами ее пле чи и вонзил ей в горло длинное тонкое лезвие. Из артерии вырвалась струя крови. Ее поток вскоре замедлился, стекая черной полосой с перепачканной шеи на пересохшую землю. Жрец протянул руку за следующим инструментом. Помощник передал ему нож с выпуклым изогнутым лезвием и рукояткой, сделанной из