мог решить, вернуться ли ему в Италию напрямик или проездом через Нью-Йорк. Или последовать совету мистера Гилкема из судоходной конторы: сесть на один из немецких сухогрузов, плывущих через Рио, Буэнос-Айрес, через Африку в Средиземное море, и посмотреть на мир. Но какими бы заманчивыми ни были его возможности, он не мог заставить себя заказать обратный билет в Италию. Он не понимал почему. Хотя в глубине души знал причину.

Он поднялся на вершину холма и свернул на узкую извилистую тропинку, ведущую к пальмовой роще. Он сел на землю, прислонив спину к стволу, и начал обмахиваться шляпой. Тишина была абсолютной. Пальмовые листья неподвижно обвисли. Даже птицы парили без каких-либо усилий, словно падающие листья, подколотые к безоблачному небу.

Он услышал отдаленный смех, эхом отозвавшийся в тишине. Вздрогнув, он оглянулся. Звенящий звук напомнил ему смех его дочери. Внезапно ее лицо материализовалось перед его глазами.

Мимолетный образ, бестелесный, плывущий в каком-то слабом свете; ее лицо, казалось, было окружейо нимбом.

Быстрыми, резкими движениями, словно желая стереть наваждение, Гвидо Микони снова замахал своей шляпой.

Возможно, что Канделярия на самом деле родилась ведьмой, размышлял он. Может ли ребенок действительно быть причиной его нерешительности с отъездом, спрашивал он себя. Была ли она причиной его неспособности вспомнить лица жены и детей, остававшихся в Италии, как бы сильно он ни желал этого?

Гвидо Микони встал и обвел глазами горизонт. На секунду он подумал, что спит и видит огромный корабль, который появился словно мираж в дрожащем мареве раскаленного воздуха. Судно подходило все ближе и ближе, направляясь в гавань. Несмотря на расстояние, он ясно различал белую, красную и зеленую трубы.

- Итальянское судно! — закричал ои, подбрасывая свою шляпу в воздух. Он был уверен, что теперь его наконец оставят чары Венесуэлы, Рорэмы и Канделярии, этих суеверных созданий, которые читают приметы по полету птиц, движению теней, направлению ветра. Он счастливо улыбнулся. Это судно, входящее в гавань, было прекрасным чудом, было его освобождением.

В волнении он несколько раз оступился, сбегая вниз по кривым ступенькам. Он промчался мимо старых колониальных домов. Не останавливаясь, он мельком слышал плеск воды в фонтанах, пение птиц в клетках, вывешенных у открытых окон и дверей. Он бежал в контору судоходства. Он бежал, чтобы купить билет в этот же день.

Его резко остановил детский голос, назвавший его полное имя. Преодолевая внезапное головокружение, он закрыл глаза и прислонился к стене. Кто-то схватил его за руку. Он открыл глаза, но увидел лишь черное пятно, маячившее перед ним. Он снова услышал голос ребенка, который звал его по имени.

Понемногу головокружение прекратилось. Все еще рассеянным взором он посмотрел на взволнованное лицо мистера Гилкема, голландца из конторы судоходства.

- Я не знаю, как здесь оказался, но мне надо поговорить с тобой, — заикаясь пробормотал Гвидо Микони. — С холма я увидел входящее в гавань итальянское судно. Я хочу немедленно купить билет на родину.

Мистер Гилкем недоверчиво пока чал головой.

- Ты уверен в этом? — спросил он.

- Я хочу взять билет на родину, — по-детски настаивал Микони. — Прямо сейчас. — Под пристальным взглядом мистера Гилкема, красноречивым по смыслу, он добавил: — Я, в конце концов, нарушу это заклятие.

- Конечно, ты сделаешь это. — Мистер Гилкем одобряюще похлопал его по плечу, а затем направил к кассиру.

Подняв глаза, Гвидо Микони посмотрел на высокого худощавого голландца, который важно сидел за прилавком. Как обычно, мистер Гилкем был одет в белый льняной костюм и черные матерчатые сандалии. Челка седых волос, проросшая на одной стороне его головы, была аккуратно зачесана и распределена по его голому черепу. Его лицо постарело от безжалостного солнца и, конечно же, от выпитого рома.

Мистер Гилкем вынул тяжелый гроссбух и шумно опустил его на прилавок. Он пододвинул стул, сел и начал писать.

- Есть некоторые люди, которые решили остаться здесь, — сказал он. Затем поднял свою ручку и указал ею на Микони. — И ты, мой друг, никогда не вернешься в Италию.

Гвидо Микони, совершенно не зная, что ему ответить, укусил свою губу. Мистер Гилкем издал громкий хохот, который, зародившись в глубине его брюха, прорвался грохочущим болезненным звуком. Но когда он заговорил, его голос странно смягчился.

- Я просто пошутил. Я возьму тебя с собой на судно.

Мистер Гилкем сходил с ним в отель и помог собрать его принадлежности. Уверившись, что получил каюту, какую он просил, и расплатившись, Микони распрощался с голландцем.

Немного обалдев, он озирался, заинтригованный тем, что на палубе итальянского судна, заякоренного у девятого пирса, никого не было. Он поставил стул рядом со столиком на палубе, сел на него верхом и опустил лоб на деревянную спинку. Нет, он не сошел с ума. Он был на итальянском судне, повторял он сам себе, надеясь рассеять страх от того, что вокруг никого не было. Сейчас, отдохнув немного, он спустится на другую палубу и докажет себе, что команда и остальные пассажиры находятся на корабле. Эта мысль придала ему уверенность.

Гвидо Микони встал со стула и, опираясь иа перила, посмотрел на пирс. Он увидел мистера Гилкема, который замахал ему рукой, увидев его.

- Микони! — кричал голландец. — Судно поднимает якорь. Ты уверен, что хочешь уехать?

Гвидо Микони прошиб холодный пот. Неизмеримый страх овладел им. Он очень хотел спокойной жизни рядом с семьей.

- Я не хочу уезжать, — закричал он в ответ.

- У тебя нет времени, чтобы вернуть свой багаж. Трап уже убрали. Прыгай немедленно. Тебя поймают в воде. Если ты не прыгнешь сейчас, ты не сделаешь этого никогда.

Гвидо Микони колебался всего секунду. В его чемодане лежали драгоценности, которые он собирал годами, работая почти с нечеловеческим упорством. И все это будет утеряно? Он решил, что у него есть еще достаточно сил, чтобы начать все сначала, и прыгнул с перил.

Все слилось. Он собрался перед ударом о воду. Он не волновался, так как был хорошим пловцом. Но удара так и не последовало. Он услышал голос мистера Гилкема, громко сказавшего:

- Я думаю, этот человек в обмороке. Автобус не поедет, пока мы не выведем его. Эй, кто-нибудь, подайте его чемодан.

Гвидо Микони открыл глаза. Он увидел черную тень на белой церковной стене. Он не знал, что заставило его подумать о ведьме. Он чувствовал, что его подняли и вынесли из автобуса. Потом пришло разрушительное понимание.

- Я никогда не смогу уехать. Я никогда не уезжал. Это был сон, — повторял он. Его мысли вернулись к драгоценностям в чемодане. Он был уверен, что тот, кто схватил