они встречали на своем пути к земле-матушке хоть какую-то преграду, к примеру, трусы.

Тет-а-тет с голым старцем под сенью отцветших сереневых кущ меня не привлекал.

– Пс-с! Это вы тут соболезнования раздаете? – спросил дедок и на диво ловко перебрался через подоконник.

Я облегченно выдохнула: на старце были треники – древние, посеревшие и истончившиеся от бесчисленных стирок, легким движением чьей-то руки с ножницами превращенные в шорты.

– А вы кто? – притворившись, будто не услышала вопроса, поинтересовалась я в ответ.

– Убитый горем тесть, – бодро сообщил дедок и, воровато оглянувшись на окно, скользнул на свободный край лавки. Рука его привычно нырнула в травяные заросли и приподняла над лопухами блеснувшее стекло. – Помянем Дрона?

– Позже, – пообещала я.

– На соболезнования? – обнадежился дед. – От моей-то ни копейки и ни капли не допросишься, уперлась – жди поминок, и все тут! А я, быть может, страдаю. Мне, быть может, Дрон как родной был. Тоже дурак, не нашел, куда получше поджениться, угодил в наше змеиное гнездышко. – Он снова пугливо оглянулся. – Одни мы с ним друг у друга были, как лучи света в темном бабьем царстве…

– У Дрона Джон был, – напомнила я, изящно сворачивая на интересную мне тему.

– Тю! Это не у Дрона Джон, это у Джона Дрон был, – захихикал дедок.

– В чем разница? – не поняла я. – Если они были лучшими друзьями…

– Если! – уточнил дед. – Лучшие друзья, ха… Я те так скажу: Джон Дрона использовал, а наш дурак и рад был. Он же кто? Никто, ночной сторож в спортивной школе, а что оттуда поимеешь? Козла домой припрешь, пудовую гирю или поролоновый мат? – Он опять захихикал. – Лопух он был, наш Дрон, бестолковый и неудельный.

– А Джон?

– О! Тот у Дрона был – кумир! С юности еще, вроде даже со школы. – Дед поерзал на скамье, снова выудил из лопухов неполную бутылку, посмотрел на нее с тоской и неохотно вернул на место. – Знаешь, как бывает у пацанов? Один – ведущий, второй – ведомый. Первый сильный, смелый и вообще всем хорош, девки липнут к нему, парни уважают, а второй – каша манная, размазня натуральная, крутому другану в рот смотрит, вьется рядом, крошки за ним подбирает. Вот это Джон и Дрон, они всю жизнь так.

– То есть Джон был успешный, а Дрон к нему примазывался?

– Ну! – Дед кивнул и снова воровато оглянулся на открытое окно. – Даже Зойку нашу за ним подобрал: она же сначала с Джоном крутила, а потом тот ее бросил, тогда ей и Дрон уже сгодился.

Где-то хлопнула дверь.

– Ну, побёг я! – заторопился дедок и со сноровкой, выдающей немалую практику, совершил стремительную ретираду со скамейки в комнату за окном.

Я только и успела просунуть в щель между смыкающимися створками сторублевку. Какая скорбь – такое и соболезнование.

Вернулась Ирка и, почесывая пробор, задумчиво сообщила:

– Я выяснила интересную подробность. Осиротевшее семейство узнало о смерти Косоногова вчера вечером, а рыдать Зоя Романовна начала за сутки до этого! Вот как так? Неужели предвидела?

– Откуда информация?

– Соседка сказала. – Ирка махнула рукой за угол. – По ее версии, не иначе как у Зойки вещий сон был. Печально пророческий.

– Муж стоял на облаке и прощально махал ей рукой? – вспомнив бабку Плужникову, скептически уточнила я. – У меня другая версия. Тут мне одна птичка начирикала, что у Зойки до замужества был роман с лучшим другом Косоногова, неким Джоном. Потом тот ее бросил, а Дрон утешил и в жены взял.

– И?

– И я вот думаю: узнать бы, как здоровье этого самого Джона. Не случилось ли с ним чего плохого примерно за сутки до убийства Косоногова?

– О! Ты думаешь, Зоя оплакивала свою старую любовь? – Голубые глаза подруги загорелись, как ксеноновые фары авто: Ирка обожает мелодрамы. – Тогда это просто жутко трагично: потерять одновременно и бывшего, и нынешнего! Но как такое могло случиться, я бы хотела знать подробности. – Она нетерпеливо огляделась, словно надеялась увидеть кого-то, способного ей это незамедлительно сообщить.

– Моя птичка чирикнула, что Дрон и Джон дружили еще со школы, так что, думаю, туда нам и дорога…

– В нашу родную шестую школу! – перебив меня, с большим чувством провозгласила подруга. И тут же озадачилась: – Где хоть она находится?

Интернет Всезнающий не подвел – дал ответ. «Наша родная» шестая школа оказалась поблизости, всего-то в пяти кварталах от змеиного гнездышка, как назвал жилище недружного семейства родитель Зои Косоноговой.

Мы сели в машину и направились к СОШ № 6.

У окруженного решетчатым забором здания типичной архитектуры кипела работа. Дети, вооруженные вениками, яростно мели дорожки, поднимая в воздух клубы пыли.

– Умножать и вычитать, энергично подметать учат в школе, учат в школе, учат в школе! – напела Ирка, слегка переиначив слова популярной песни.

– Во всяком случае, наш Герасим без смены не останется, – сказала я и утвердительно чихнула.

– Скроемся от пыльной бури в помещении. – Ирка заторопилась к массивным дверям.

Охранник на посту не сидел – вероятно, во время школьных каникул он отдыхал, так что в здание учебного заведения мы вошли беспрепятственно. Там было сумрачно и тихо, как в церкви, только где-то наверху периодически бухал в пол, пробуждая гулкое эхо, одинокий ленивый мяч.

– Куда идем? – Ирка повела руками, предлагая мне выбрать направление.

– Наверх – к начальству, – рассудила я и пошла к лестнице. – Если не сам директор, то какой-нибудь завуч должен нести вахту…

– И что будем врать? Легенда о том, что мы бывшие выпускницы, боюсь, не прокатит, – на ходу озабоченно зашептала подруга.

– Значит, не будем врать, – легко согласилась я, окинув пытливым взором просторы второго этажа.

В дальнем конце широкого и длинного коридора виднелся вход в спортивный зал, а в тупике короткого и узкого я заприметила дверь, обитую красным дерматином.

– Звукоизоляция – это роскошь, доступная только директору, – рассудила я, вспомнив свой опыт работы в школе.

Пять долгих лет в этих мрачных застенках… Иному преступнику за убийство меньше дают.

Я вспомнила, что как раз убийствами, вернее, их дилетантским расследованием мы сейчас и занимаемся. А значит, нечего стоять столбом, опасливо глядя на дверь директорского кабинета: я уже и не ученица – за родителями не пошлют, и не учитель – выговор не сделают.

– Нам сюда! – Я решительно прошагала к дерматиновой двери, толкнула ее и оказалась в узкой приемной, обшитой потемневшими от времени деревянными панелями и оттого чрезвычайно похожей на пенал.

Или на гроб – у кого какие ассоциации.

В пенале (или в гробу) помещалась кудрявая дева в пене кружев. С нарядным светлым