Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сидя за столом под окном и нервно переступая ботами, словно осуществляя бег на месте, дева лепетала в трубку стационарного телефонного аппарата:
– Ну течет же… ну не знаю… ну как я сама?! Ну нет, пришлите водопроводчика… Секундочку. – Она прикрыла заунывно поквакивающую трубку ладонью, перевела тоскливый взгляд на нас и сообщила: – Директора сегодня не будет, завуча тоже.
Я даже поздороваться не успела.
– Водопроводчика вызывали?! – гаркнула Ирка, выступая вперед.
– Ну да… Но…
Дева посмотрела на трубку в руке, потом снова на Ирку.
Та замерла, выкатив грудь, как новобранец перед командиром, – только крепдешиновые рюшечки трепетали.
– Вы водопроводчик? – недоверчиво уточнила дева.
Моя подруга молча запустила руку в сумку, пошарила там и вытащила разводной ключ.
Хомяк Сапиенс – так я в шутку называю нашу дорогую Ирину Иннокентьевну. Она невероятно запаслива, в ее торбе всегда есть нужные вещи на любой случай.
Подозреваю, если бы деве понадобился не водопроводчик, а сантехник, Ирка так же легко и непринужденно достала бы из своей ручной клади, к примеру, крышку сливного бачка унитаза.
– Где протечка? Показывайте. – Водопроводчица ловко поиграла разводным ключом.
– Идите за мной! – Дева вскочила и заспешила из приемной.
Ирка пошла за ней. А я осталась. Подергала дверь кабинета директора – закрыто, оценила скудный интерьер, высмотрела в застекленном шкафу скопище пестрых грамот в рамках, латунных медалей на полосатых лентах, алюминиевых кубков с гравировкой и бесцеремонно уволокла с этой выставки достижения учебного хозяйства большой и толстый фотоальбом.
Интуиция меня не повела: это была школьная летопись. На страницах альбома помещались традиционные памятные фотографии – групповые снимки выпускников и их учителей.
Я вспомнила: участковый говорил, что Андрей Косоногов восьмидесятого года рождения. Приплюсуем к восьмидесяти семнадцать…
Фото выпускников 1997-го в альбоме имелось. Десятый класс в том году был один, на снимке красовались двадцать четыре выпускника и восемь преподавателей в овальных пузырях персональных карточек.
Андрей Витальевич Косоногов в далеком восьмидесятом году был молод, зелен и кудряв, как капуста. Большеглазый пухлощекий юноша с мягкими телячьими губами смотрелся подрощенным херувимчиком.
Я поискала на фото его лучшего друга, но никого по имени Джон среди выпускников не нашла. Это меня не обескуражило: я заранее знала, что Дрон и Джон – клички. Школьные прозвища из незатейливо переделанных имен.
Дрона на самом деле звали Андреем, а Джона…
Я пробежалась глазами по виньеткам с ФИО десятиклассников. Мальчиков в 10 А было меньше, чем девочек: всего девять. Три Сережи, Витя, Вова, Ваня, два Саши и Женя.
На взгляд филолога, Джоном наиболее естественно было назвать Ивана, поскольку Джон – распространённое английское мужское имя, происходящее от еврейского Йоханан и соответствующее русскому имени Иоанн, редуцированным вариантом которого как раз и является Иван.
Но у меня были сомнения в том, что школьники тоже это знали.
А посему я постановила считать искомым Джоном единственного в классе Женю – Евгения Ильича Дорохова.
Вообще-то аналогом имени Евгений в английском языке будет Юджин, но Женя и Джон звучат похоже, пацанам этого хватает. Точно знаю: мой муж своего лучшего друга детства до сих пор кличет Джоном, хотя тот давно уже Евгений Игоревич.
А Евгений Дорохов еще и выглядел подходяще: взгляд дерзкий, ухмылочка наглая – сразу видно, харизматичный тип. При таком пухлощекий кудрявый Дрон с коровьими очами вполне мог состоять вечным оруженосцем.
Я пересняла фото Дорохова камерой смартфона и поставила фотоальбом на место. Как раз вовремя – вернулись Ирка и дева.
– Я Вера, – сказала она мне, сияя улыбкой. – Простите, так внезапно все вышло, я даже не успела представиться. А вас я знаю, видела на экране, вы же на телевидении работаете?
– На нем, родимом, – согласилась я, не вдаваясь в подробности.
Вообще-то на телевидении я нынче только подрабатываю, когда подворачивается случай. Как прошлой осенью, когда мне очень удачно заказали фильм о трагически погибшем бизнесмене, убийство которого мы с Иркой расследовали в нашем фирменном стиле[1].
– Просто удивительно, что люди, которые работают на телевидении, умеют устранять протечки водопровода! – продолжала радоваться Вера.
Я вопросительно посмотрела на Ирку: что она наплела доверчивой девушке? Мне бы тоже знать это, чтобы наши версии не разошлись.
– Ну, я всего лишь перекрыла воду и устранила течь в резьбовом соединении, это даже какой-нибудь пишущий журналист сумел бы, – отмахнулась от комплимента моя подруга, такая же водопроводчица, как и телевизионщица.
– Хотите кофе? Ну или давайте чаю попьем, и вы расскажете, зачем пришли, – предложила Вера.
Ирка в сомнении покосилась на тумбочку, увенчанную стеклянной банкой с дешевым растворимым кофе.
– Спасибо, как-нибудь в другой раз, – вежливо отказалась я за нас обеих. – Заглянем к вам, когда директор будет на месте.
– А? – подруга глянула на меня, высоко подняв брови.
– Ага, – ответила я, медленно моргнув.
– Ну, тогда до свиданья. – Ирка прощально улыбнулась Вере и направилась к выходу, на ходу бросив через плечо: – А мастера все-таки вызовите, пакля – это сугубо временное решение…
Я мягко вытолкала ее из приемной и погнала по коридору.
– Идем уже! Пока ты устраняла течь, я нашла нужную информацию.
– Ну, я именно на это и рассчитывала, вызываясь на мокрое дело!
– Звучит двусмысленно.
– Ну, в контексте дела об убийствах…
– Ты подцепила словесного паразита. – Я остановила подружку. – Вера все время нукает, и ты теперь тоже.
– Да ну?! Ой, блин… Ну и как теперь от этого избавиться? – Ирка зачем-то энергично отряхнула оборки, будто Верино слово-паразит могло забиться в слои крепдешина.
– Помолчать немного, – посоветовала я. – Послушать чистую литературную речь. Промыть, так сказать, мозги живой водой родного слова.
– Ну так сядем. – Подруга кивнула на окно. За ним была баскетбольная площадка с пустыми длинными скамейками с двух сторон. – И ты мне хорошим русским языком расскажешь, что узнала в школе.
Глава шестая
После короткого брифинга на спортивной площадке мы с подругой расстались: она поехала за своими башибузуками, чтобы закинуть их на тренировку, а я вернулась домой на трамвайчике.
Лето еще не закончилось, но уже утекало сквозь пальцы, как быстро тающее мороженое.
Блестящий и яркий, словно игрушка, новый трамвайчик со свистом несся по рельсам, увитым кружевными тенями нависающих над улицами ветвей платанов и лип. За чисто вымытым стеклом мелькали кованые навесы над каменными крылечками, витрины кондитерских и булочных, цветные зонты на террасах уличных кафе, и даже закрытые по причине работающего кондиционера окна не мешали проникающим в вагон ароматам кофе, ванили, насыпавшихся на