– Осторожно, – сказал Хатч. – Здесь все прогнило насквозь.

Люк остановился, затем медленно двинулся к стене слева, интуитивно чувствуя, что у основания стен пол должен быть крепче.

Хатч стоял, целиком погрузившись в образовавшееся отверстие.

– Хорошо, что древесина мягкая. Представь, что натворили бы щепки.

– Или ржавые гвозди.

Хатч запрокинул голову назад и крикнул дырявой крыше:

– Да пошла ты на хрен! – Затем вытащил ногу из ямы и попытался нащупать подходящий кусок доски справа от себя, способный выдержать его вес.

– Я иду, – сказал Люк.

– Не. Так мы оба провалимся.

Люк издал приглушенный смешок, показавшийся ему слишком агрессивным. Он замолчал, спрятав улыбку.

Сбоку пол был прочнее, и Люк осторожно стал пробираться к последнему ряду скамей. Затем перешагнул через первую черную скамью и оказался в пространстве между двумя рядами. Он едва смог поставить между ними одну ногу.

– Похоже, люди здесь были совсем маленькими. Как дети.

Его собственные наблюдения слабо, но ощутимо нервировали его. Это всегда касалось интерьеров исторических зданий, где он проходил, нагнувшись, через крошечные двери и видел маленькие кровати, служившие давным-давно умершим людям. Возможно, это было внезапным и нежелательным напоминанием о бренности его собственной жизни, заставляющим остро и болезненно испытывать ощущение пугающей потери. Все проходит. Все, кто жил здесь и пользовался этой мебелью до того, как она стала антиквариатом, обратились в прах. Промозглая гнетущая атмосфера замкнутого истлевшего пространства, в котором он находился, лишь усугубляла чувство одиночества. Несмотря на дождь, он был рад, что здесь нет крыши. Был рад даже этому тусклому мертвенному свету. Внезапно он почувствовал благодарность к остальным за компанию.

– Святым это место можно назвать в последнюю очередь, – выпалил он, не удержавшись.

– Знаю, что ты имеешь в виду. – Хатч снова обрел опору и стоял в узком проходе между скамьями, проверяя пол перед собой осторожными шажками, словно шел по льду.

Люк перешагнул через следующий ряд скамей, но та секция пола, на которую он поставил ногу, была мягкой и прогибалась. Он отдернул ногу и стал искать более прочное место. Хатч добрался до алтаря.

– Думаешь, пол, где ты стоишь, выдержит наш общий вес? – спросил Люк Хатча.

– Ага. – Хатч стал счищать толстый слой сгнивших листьев с поверхности алтаря, пока его голая рука не коснулась камня.

Люк осторожно приблизился к алтарю сбоку, вытирая спиной темную стену, представлявшую собой в основном голый камень. Штукатурку давно размыл дождь. Он понятия не имел, как давно. Но что давно, это точно.

– Есть на нем что-нибудь? – спросил он.

– Вроде принесенной в жертву девственницы? – ответил Хатч, даже не улыбнувшись.

– Руны, и все такое?

– Нет. Странно, но он полый. Видишь, прямо в центре выдолблено углубление.

– Купель для крещения.

Хатч кивнул.

– Может ты и прав, шеф.

– А раньше что ты имел в виду?

– А?

– Раньше. Ты сказал, что он странный.

Хатч бросил на Люка хмурый взгляд, но потом морщины на его грязном лбу разгладились. Он постучал пальцем по верхней части камня, за которым стоял.

– На каменной арке нет распятий. Вся резьба на ее поверхности языческая.

– Правда?

– Тоже старая. И те руны. Знаешь, такие круговые знаки на резьбе у викингов? Змеи? Длинные змеи, заглатывающие хвосты друг друга?

– Да.

– Похоже, когда-то на ней была пара таких, окруженных изображениями, – он махнул рукой в сторону двери и леса, – ветвей и листьев. – Только дождь повредил большинство рисунков.

– Класс. Я посмотрю.

– Я сколол со столбов ножом немного грязи. Очень странно, но постройка довольно простая. Как сарай или ферма. Наверное, когда-то здесь была христианская церковь. Может, как раз в последнее время. А странно, потому что здесь нет христианских символов. Надгробий тоже. То есть никто не жил здесь последнюю… тысячу лет. Как такое возможно?

– Церковь была построена на более раннем месте?

– Именно. На каком-то священном месте, я думаю. И церковь, похоже, когда-то была центром того… поселения, которое мы нашли. Ему не может быть больше ста лет, как и этому зданию. Люди продолжали ходить сюда для поклонения, но перестали хоронить здесь своих мертвецов. Странно.

Подобные намеки вызвали неприятные ощущения в пустом желудке Люка. В водовороте нахлынувших беспорядочных мыслей он хотел засыпать Хатча вопросами, но придержал язык. У него вдруг возникло сильное желание снова отправиться в путь. Подальше от этого места, и как можно быстрее.

– А другая странность в том, – сказал Хатч, поднимая вверх обе руки, – что все это по-прежнему находится здесь.

Люк нахмурился.

Хатч указал на каменный постамент.

– Никто не увез ничего в музей. Не думаю, что в лесах осталось много хороших экземпляров норвежской резьбы. Все они вывезены и сохранены. Защищены от кислотных дождей в витринах музеев Люнда и Стокгольма. Вот где я видел их раньше. – Хатч понизил голос. – Поэтому, между нами говоря, похоже, никто не знает, что здесь есть такое.

Люк не мог скрыть потрясение, услышав озвученный факт, хотя сам пришел к такому же неутешительному выводу.

– Никто не был здесь с того времени, как это место бросили. Бьюсь об заклад, шеф.

Люк покачал головой в недоумении, стараясь скрыть беспокойство.

Хатч понизил голос еще сильнее.

– Если бы мы не заблудились, не промокли и не проголодались, было бы круто сделать такое открытие. Мы попали бы в газеты.

– Но сейчас здесь просто странно и страшно.

– Именно. Поэтому мы можем попасть в газеты по другой причине.

Они переглянулись, изобразив дикие ухмылки, когда снаружи раздался крик Фила.

24

Люк пулей выскочил из церкви. Дом поднялся на ноги, готовый то ли сжаться в комок, то ли бежать прочь. Фил стоял по колено в подлеске, спиной к часовне и смотрел в сторону заросшего кладбища. Когда он повернулся, его лицо было окаменевшим от страха. Такое же выражение было у него, когда его нашли в лачуге, голым и бредящим. Брюки у него были расстегнуты. Похоже, он собирался отлить. Не будь он так встревожен увиденным, забавное было бы зрелище.

Откуда-то сзади доносилась громкая ругань Хатча. Он не пошел из церкви вслед за Люком.

– Что случилось? – крикнул Люк Филу и, не получив ответа, посмотрел на Дома.

Дом хлопал глазами.