напряжено, и каждая мышца выделяется под кожей, кажущейся голубоватой при флуоресцентном свете изолятора. На ней стандартная одежда проститутки из нашего боро: потертые джинсы-скинни и облегающий белый топ. Точнее говоря, он когда-то был белым. Ворот топа измазан косметикой, и бретелька ее ярко-розового бюстгальтера сползла с одного плеча. Кружева на бюстгальтере выглядят чистыми и новыми, в отличие от остальных предметов одежды. Похоже, кто-то опять воровал в магазинах. Ее голые руки покрыты синяками, ссадинами и царапинами, а на ногах – крошечные балетки, грязные до неприличия.

Розу несколько раз арестовывали за проституцию, наркотики и воровство. Ее необходимо досмотреть, ведь она могла пронести с собой что-то опасное.

Лицо сержанта невозмутимо:

– Роза, ты знаешь порядок. Ты зависима от наркотиков класса А и уже причиняла себе вред. Я не могу поместить тебя в камеру, не проведя досмотр с раздеванием.

На лице Розы появляется гримаса:

– Я не даю своего согласия. Почему вам вообще это нравится?

Я сомневаюсь, что сержанту это нравится. Это никому не приносит удовольствия. Однако тот факт, что никому из нас это не нравится, ничего не значит для Розы. С какой стороны ни посмотри, раздеваться догола перед незнакомцами в грязной камере неприятно для любого. По крайней мере, для человека со здоровой психикой.

Лицо сержанта смягчается.

– Роза, перестань. Мои полицейские – профессионалы, они делают это постоянно. Если ты не будешь сопротивляться, все закончится очень быстро. Мы разрешим тебе покурить и приготовим чашку чая.

Роза презрительно фыркает и качает головой.

– Послушай, Роза, если я определю тебя в камеру, а ты порежешь себе вены бритвой или у тебя случится передозировка, то виноват буду я. Я не могу на это пойти.

Сержант говорит разумные вещи. Язык его тела выражает расположение. Его ладони направлены вверх, словно он хочет сказать: «Что я могу сделать?» Я впечатлена.

Однако Роза вовсе не ведет себя разумно, и теперь она в ярости. Нагибается над стойкой и тычет костлявым пальцем в лицо сержанта. Я замечаю грязь под длинным неровным ногтем, когда она начинает орать на сержанта гортанным голосом:

– Да к черту твою работу, сержант, и к черту твоих лесбиянок! Что, киски захотелось? – кричит она и, поджав губы, тычет пальцем в Лиз, Джулию и меня. – Вам придется тащить меня, потому что я, мать вашу, никуда не пойду!

Сержант смотрит на меня и Лиз. Он сделал все, что мог.

– Женская камера номер четыре. Пожалуйста, дамы.

Я киваю Лиз, и, не обмолвившись ни словом, мы аккуратно берем Розу под руки. Одной рукой я хватаю ее чуть выше правого локтя, а вторую кладу на плечо. Лиз делает то же самое с левой стороны. Получается, мы стоим по бокам от Розы, а она находится между нами и чуть впереди. Мы начинаем осторожно подталкивать ее в направлении четвертой камеры. Я смотрю на бледное лицо Джулии, когда мы проходим мимо нее, и она шагает за нами.

Чем ближе мы к камере, тем сильнее задержанная сопротивляется.

После нескольких маленьких шагов Роза начинает извиваться и пинаться. Чем ближе мы подходим к камере, тем тяжелее ее удерживать, не применяя силу. Я открываю рот, чтобы постараться успокоить задержанную, и слышу характерный звук в ее горле. Незамедлительно наклоняю ее вперед, а сама отворачиваюсь. Вязкий комок мокроты и слюны, который должен был прилететь мне в лицо, проносится мимо и прилипает к стене изолятора. Меня буквально разрывает от ярости. Да как она смеет плеваться в меня! Я сжимаю челюсти и пытаюсь подавить гнев. Гепатит, герпес, риск подхватить инфекцию.

– Давай поскорее затащим ее в камеру, – бормочу я Лиз сквозь зубы. Мы ведем ее, до сих пор наклоненную вперед, по коридору.

– Джулия, открой дверь, – командует Лиз.

Мы приостанавливаемся, и Джулия, обогнав нас, бежит к четвертой камере. Открывает тяжелую металлическую дверь, и мы заводим Розу в камеру. Подталкиваем ее к кровати, и Лиз прикрывает дверь, оставив зазор около трех сантиметров. Небезопасно запираться, когда ты находишься в камере с задержанным, но мы обязаны обеспечить Розе приватность во время досмотра.

Она разозлила всех нас, и я начинаю терять терпение. Однако, плюхнувшись на жесткий матрас, она обхватывает голову руками и начинает плакать. Уперев руки в бедра, я делаю глубокий вдох и пытаюсь напомнить себе, насколько ужасна ее жизнь. Мне даже удается казаться спокойной, когда обращаюсь к ней:

– Роза, мы должны это сделать. Все будет гораздо проще, если ты не будешь сопротивляться. Я знаю, что это неприятно. Поверь, мы все знаем об этом.

– Я не хочу, – говорит она детским голоском. Она всхлипывает и вытирает нос кулаком.

– Я знаю, – я искренне ей сочувствую, и пытаюсь говорить так, чтобы это отражалось в моем голосе. – Давай уже поскорее с этим покончим. Ты будешь снимать по одному предмету одежды за раз – сначала верх, а потом низ. Тебе не придется стоять полностью голой.

– О-о-о, как мне повезло, черт возьми!

Она снова превратилась из потерянной маленькой девочки в злобную ведьму. Ее настроение резко меняется, и я подозреваю, что она что-то употребила перед арестом. Она снова стала фурией, и мое терпение подходит к концу:

– Послушай, Роза, мы должны выполнять свою работу.

Я достаю пару латексных перчаток из маленького комплекта личной защиты на поясе. Лиз уже надела перчатки, и я смотрю на Джулию. Хлопаю по своему комплекту, и она немедленно начинает копаться в своем. Натягивая на руки фиолетовый латекс, я снова киваю в сторону арестованной:

– Роза, поднимайся. Давай со всем покончим.

Она помещает сжатые кулаки между бедер и садится на корточки.

– Пошла ты, лесбиянка! – говорит она.

Лиз издает стон, а Джулия переводит взгляд с меня на Розу и снова на меня. Возможно, дело в зловонии изолятора. Возможно, меня раздражает мерцающий свет. Возможно, проблема в том, что никто больше не вызвался на это дело, или в том, что я не могу забыть, как Роза пыталась плюнуть мне в лицо. Честно говоря, я не знаю, в чем именно дело, но я меняюсь. Превращаюсь из полицейского, который предпочитает поговорить с задержанным, составить рапорт, сделать все не спеша и не применять силу, в полицейского, который подходит к Розе и поднимает ее на ноги.

Роза всеми силами старается помешать нам: сначала сопротивляется, а потом повисает на наших руках и опускается на пол.

Она тут же начинает визжать так, будто ее убивают. Я беру ее под левую руку, а Лиз – под