Но он отстранился.

Мой вздох разочарования заставил Борисова снова усмехнуться.

– А ты – наказана. Никаких оргазмов сегодня.

Он наклонился и поднял меня на ноги. Развязал узел галстука.

– Иди спать.

Я обернулась, всё ещё не веря, что он не шутит. Но Вадим уже обошёл меня и двинулся на кухню.

– Мне повторить приказ? – раздался оттуда его голос.

Я пошла в спальню. Плескавшееся во мне раздражение делало движения резкими и порывистыми. Поэтому на кровать я плюхнулась, дёрнула на себя одеяло, ударила ладонями по подушке, заставляя её принять более удобную форму.

Увидела в проёме фигуру Борисова, который аккуратно закрыл дверь.

– Вот козёл, – тихо пробормотала, с головой накрываясь одеялом.

Я была зла на него, на его дурацкие наказания, на то, что осталась неудовлетворённой.

Рука словно сама по себе устремилась между ног. Сначала один палец начал скользить по тёплой влаге между складками, затем к нему присоединился второй, проникая внутрь и задевая чувствительную точку.

Я перевернулась на живот и задвигала бёдрами, вверх-вниз, насаживаясь на свои пальцы. Перед закрытыми глазами маячил блестящий от смазки член Вадима, и я приоткрыла рот, представляя, как втягиваю его в себя.

Вибрация пошла внутрь меня и по пальцам вверх. Я сразу же убрала руку и перевернулась на бок. Всё-таки он настоящий козёл.

Даже достигнув физической разрядки, я не чувствовала удовлетворения. Потому что это было не то. Совсем не то.

16

На следующее утро я проснулась, когда день только начал заниматься. За окном было ещё серо. Я прислушалась к себе. Чувствовала себя на удивление хорошо, вчерашнего недомогания, как не бывало. По крайней мере, физически я была здорова. Болезнь отступила.

С душевным же равновесием буду разбираться чуть позже, когда окажусь дома, подальше от источника дискомфорта.

Не торопясь, приняла душ. С наслаждением стояла под горячими струями воды. Тщательно промыла волосы, вытерла их и расчесала. Затем почистила зубы и наконец почувствовала себя полноценным человеком.

В ванной ждала моя одежда, но я решила на этот раз послушаться приказа Вадима и осталась обнажённой.

Вышла из отведённой мне спальни. В доме стояла тишина. Я прислушалась, но Борисов, видимо, ещё спал.

Сварила себе кофе и встала у окна, глядя, как падает снег, закрывая пушистым покрывалом ещё остававшиеся тёмными прогалины на опушке леса.

– Доброе утро, – раздался позади меня хмурый голос.

– Доброе, – я обернулась.

Выражение лица Вадима было под стать голосу. Он подошёл к кофеварке и наполнил кружку для себя. Устроился за столом, задумчиво отпивая кофе. А я молча наблюдала за ним. Рассматривала утреннюю щетину, хмурые складки на лбу. Сегодня у него плохое настроение. Интересно, почему? Хотела бы я научиться понимать его.

Молчание было некомфортным. По крайней мере, для меня. Но я не решалась начать разговор первой. Да и не знала, с чего начинать. «Эй, Вадим, ты собираешься трахнуть меня перед отъездом?» – так, что ли? Поэтому снова отвернулась к лесу и снегу.

– Собирайся, через пятнадцать минут выезжаем.

Он допил кофе, поставил пустую кружку в раковину и ушёл, оставив меня в тишине и сомнениях.

Похоже, утреннего секса не будет. Я усмехнулась своим ощущениям, не зная, чего в них было больше – облегчения или разочарования.

Я быстро оделась, не желая заставлять Борисова ждать. Но, когда вышла на улицу, он уже стоял рядом с машиной, укладывая свои вещи в багажник. Заметив меня, Вадим вернулся в дом. Наверное, чтобы проверить, всё ли в порядке. Спустя несколько минут он вышел, и мы тронулись в путь.

За всю обратную дорогу Борисов не сказал мне и слова, лишь в самом начале напомнил, чтоб пристегнулась.

Я изредка бросала на него взгляды. Вадим внимательно смотрел перед собой. Его лицо хмурилось, словно он обдумывал какой-то сложный вопрос, но так и не смог прийти к какому-нибудь решению.

Борисов остановил машину на подъездной дорожке, в нескольких метрах от входа в наш особняк. Двигатель продолжал работать. Я повернулась к мужчине, чтобы попрощаться, но он нарочито смотрел в другую сторону. Тогда я открыла пассажирскую дверь и вышла на улицу. Машина сразу же рванула с места и, объехав подъездную клумбу, скрылась за деревьями.

Я смотрела ей вслед. Глубоко внутри зрело чувство обиды на этого грубияна. Вот что ему стоило сказать мне что-нибудь на прощание?

В доме по-прежнему было пусто. У прислуги – выходные, отец – в больнице, дед – в Швейцарии. Одна я неприкаянной тенью брожу по этажам.

Первым делом я позвонила в клинику, чтобы узнать, как себя чувствует мой папа. Состояние было стабильным, он проснулся и мог меня принять. Я сообщила, что скоро приеду, и отправилась переодеваться.

Звонок от дедушки застал меня врасплох. Этот старый жук был хитёр, напорист и за километр чувствовал ложь. Но и ему самому нельзя было волноваться, пока он проходил реабилитацию после инсульта. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы дед ни о чём не догадался. Радовалась его звонку в меру, без излишнего усердия, на вопросы отвечала достаточно подробно, виртуозно избегая опасных мест.

Фух, кажется, мне удалось убедить дедушку, что у нас тут всё в порядке. Ещё не хватало ему повторного инсульта. Не хотелось этого признавать, но дедушка сильно сдал за последние несколько лет.

После разговора с дедом, больше похожего на допрос с пристрастием, я чувствовала настоятельную потребность в кофеине. Казалось, из меня вытянули душу, рассмотрели её под микроскопом и вставили обратно. Да, мой дедушка тот ещё фрукт. Мне с детства пришлось научиться с «покер фейсом» лавировать меж его запретов, чтобы выторговывать себе небольшие островки свободы. К слову сказать, мой папа поступал точно так же.

Такси подъехало, когда я заканчивала одеваться. Накинула длинное чёрное пальто, натянула сапоги на высоких каблуках. Глянула в зеркало – ну вот, совсем другой человек. Эта женщина, что смотрела на меня с той стороны, была молодой, привлекательной, она ехала навестить своего отца в больнице и сказать ему, что у неё всё хорошо.

В кресле, стоящем у постели отца, сидел… Борисов. На нём был белый халат для посетителей.

Они с отцом одновременно обернулись, когда открылась дверь, и взглянули на меня с одинаковым выражением на лице – словно я им помешала.

Внутри меня начала пониматься волна негодования и даже гнева. Как он смеет приходить сюда и тревожить моего отца?

Я открыла было рот, чтобы вызвать Борисова в коридор и высказать ему всё, что думала о подобной выходке, но меня