Спустя три, Карвер уже качается, заваливаясь то в одну, то в другую сторону, подскакивая, когда орбита смещается. Вместе знакомые обсуждают разные темы. В последних парень ведает о работе, сообщает о том, что люди здесь бывают нечасто, то и дело говоря о странных событиях в Портэлдо, рассказывает, как попал в эти края. Майнбласт же, в свою очередь, говорит об опьгараниду. Для него удивительно то, что все краски города вложены в это здание.

— Каждый приходящий туда оставляет себя, — говорит Карвер в заключении своих слов. Достаёт сигарету и предлагает собутыльнику, тот не отказывается. На столе красуются остатки большой рыбы.

— Слушай, Майнбласт! — кричит лесник. — А это что? Это имя твоего рода? — шатаясь и бормоча себе под нос. — А, ну! как звать-то тебя?

— Карвер, — усмехнувшись. Кружки снова ударяются. Перед тем, как выпить, Стрелок тоже обращается с вопросом.

— А твой род как звать?

— Нина, — гордо отвечает парень, немного приподняв голову. Опрокидывают кружки, едкий спиртовой напиток отправляется в желудки.

Карвер размахивает через некоторое время пистолетом и уже совсем пьяный говорит:

— Я… знаешь, — никак не может сказать то, что хочет, — вижу образы из чьей-то жизни! Будущее! — широко раскрывает очи и приставляет дуло к виску. От чего собеседник подрывается и отрывает револьвер от головы.

— Ты… — оттягивает орудие от черепа, — крыша поехала уже? — гневно.

Карвер рассказывает последние события молодому человеку, подробности опускаются, а собеседник от слов бледнеет. Речи о везении и тяжелой доли убийцы, его пугают события, когда тот чудом выбирается живым из удивительных случайностей.

— Мастерство? — возмутившись, интересуется Стрелок. — О каком мастерстве может идти речь, если не в тебя ударила молния, а в твоего напарника? Случайность! — монолог продолжается. Повествователь вскоре, прислонив к голове холодный семисотый тыльной стороной, замолк. Треск бревен в шумных всхлипах скорбит и плачет, как и завывающий ветер. — Непонятно, но и волки страшатся меня.

— Точно крыша поехала. Но знаешь… для начала скажу тебе, раз видишь будущее — будь уверен, проживёшь до этого момента. Значит, чтобы ты не сделал, ты в любом случае будешь жить! Как бы, если бы ты умер сегодня, то как ты вчера видел, что будет завтра, если оно уже никогда не наступит? — говорит лесник, потерев подбородок. Взор, потеряв фокус, направлен на остатки рыбы, что лежат на столе. — Но рассказать я тебе хотел следующее: есть одна легенда, — медленно наливает полкружки каждому. — Существует, как говорят, такой человек, который обрёл, — притих и уже шепотом. Он оборачивается по сторонам, взглянув на пеньки, — бессмертие!

— В каждой деревне своя сказка, — нахмурившись, говорит Стрелок. — Расскажи, — сложив пальцы, облокачивается на стену, чувствует, что алкоголь, кажется, перестаёт так сильно бушевать в его крови.

— Олаф "Мертвец", как говорят… — вспоминает. — Или… — закрывает глаза. Распахнув, продолжает, — его еще называют "афоантропосом". Он не получил в привычном понимании "бессмертие".

Стрелок внимательно слушает и, взяв кружку, медленно поднимается.

— Он как бы и умер, но и нет. Давно, когда элеменадала стали болезнью для всего Фортуито, когда, ну, всё было очень плохо! Кейл Фист Ха… Хар… неважно! Ну этот, кто ещё встал на путь порабощения этих, скажем так, врагов. Захватчиков, — делает глоток и, выдохнув, продолжает историю. — Каким-то образом Кейл экспериментировал с балансом элеменадалис, смешивая несмешиваемое, — медленно стал поднимать кружку ко рту. Резко останавливается, ударяет ей о стол и, ткнув пальцем на Карвера, — естественно над человеком. Попался под руку сумасшедшему в общем.

— Кто?

— Ну, Олаф попался под руку обезумевшему от победы Кейлу. И когда он совершал свои гадости в угоду собственного самолюбия, что-то пошло не так и… я не уверен. Часть его сущности осталась в теле, а часть была вырвана. Тогда-то он умер и в то же время нет. Мы все знаем, что наше тело — Каэлум, а, скажем так, живительная энергия — Вапор… — сам уже не понимая, что говорит. — Но как получилось сделать так, что он обрёл вечную жизнь, если это совершенно невозможно. Ну, солус может… Хотя нет!

— Не понял, а что с его телом? — интересуется Карвер, сделав медленный глоток. Понимает, что Нина совсем захмелел.

— Тело его гниёт, насколько я знаю. Вот здесь и как раз столкновение с народом, ведь не просто так история витает в городах местных. Олаф якобы питается людьми. Это останавливает странное проклятие. Говорят, что именно он, как раз и натравил на нас эту болезнь или призраков, которые по мнению многих! — подняв палец вверх и, выпрямившись, насмешливо пародирует горожан. — Являются людьми, съеденные "мертвецом". Дурития — это дело Олафа — афоантропоса, — договорив, ложится на кровать и смотрит на потолок.

— О чём только не говорят, — замечает Стрелок. — Вокруг всегда какие-то тайны от недосказанности, — усмехнувшись, тоже ложится на кровать и закидывает ноги. Пламя в печи освещает светом небылиц хижину. — Знаешь, зачем сжигают лица после смерти? — в голову приходят горящие лица мёртвых друзей. Он немного напрягается, но отбрасывает эти мысли, таким образом отпуская их навсегда. Желает этим диалогом подвести итоги жизни Олафа и Мираэтты.

— Зачем же? — интересуется Оле.

— У тебя никто из близких не умирал?

— Никогда.

— Говорят, что это единственное место откуда может выйти вапор при смерти, таким образом ты позволяешь ему пробить каэлум, питая теплом уже солус. Поэтому наши смерти кормят природу, — задумавшись.

— Меня редко заботят истории, религии и всякое. Дай мне ружьё, хижину, и я расскажу тебе о настоящем: о состоянии леса, вымирании травоядных и волках, которых уже пора истреблять. Да даже эта байка — лишь собрание мнений разных путников. Сплетни, — зевает, — сказки… страшилки… В общем-то — выдумки! — сообщает парень под треск брёвен. Расслабившись, Майнбласт понимает, что пора покончить с безднами мучительных воспоминаний и с омутом теней, который желает просочиться в его разум. Двое медленно засыпают под веяние уже оконченного диалога.

Глава VII: Таинственный Путешественник

Проснувшись, Карвер поднимается. Раннее утро. Синие тени окружают деревья и одинокую хижину в безграничном лесу каменных столбов. Печь ещё теплая, а помещение согрето мелкими угольками. Охваченные слабым жаром, те похожи на рубины в прогоревшем пепле сероватого оттенка. Окинув помещение отстранённым взором, достаёт по привычке револьвер и проверяет его работоспособность, ведь, скажем так, у семисотого начинается "рабочий день". В голове кавардак. В мгновение забывшись, убийца словно погружается в астрал, уносит свои мысли от важного в сомнительное, что и забылось, как повседневность —