Инуктилук выпряг вожака из постромков и вместе с ним сделал несколько медленных, осторожных шагов по льду. Вскоре пес отыскал то, что было нужно.

— Это отверстие, через которое тюлень дышит, — тихо пояснил Инуктилук. Пес остановился возле крошечного холмика с небольшим, в полпальца шириной, отверстием посредине. Края лунки были обломаны: видно, тюлень поработал зубами, пробивая свежий наросший ледок.

Инуктилук принес из саней кусок оленьей шкуры и расстелил ее на льду мехом вниз с подветренной стороны от отверстия.

— Это чтобы заглушить мои шаги по льду — у белого-то медведя лапы мохнатые, он бесшумно ступает, — пояснил Инуктилук и положил поперек лунки лебединое перо. — Перед тем как подняться на поверхность, тюлень с силой выдыхает, так что перо непременно шевельнется. И вот тогда надо действовать очень быстро. Тюлень делает всего несколько глубоких вдохов, а потом снова ныряет.

Он жестом велел Тораку и Ренн вернуться на безопасное расстояние, к саням.

— А я должен остаться здесь и ждать, как ждет белый медведь. Вы в своей никуда не годной одежде тут просто замерзнете. Спрячьтесь от ветра и постарайтесь сидеть совершенно неподвижно! Тюленя любой шорох спугнуть может. — И он неподвижно застыл над лункой, сжимая гарпун в поднятой руке.

А Торак, спрятавшись за сани, принялся развязывать узлы, которыми были прикручены его пожитки.

— Что это ты делаешь? — шепотом спросила Ренн.

— Удрать от него собираюсь, — ответил он. — Ты со мной?

Ренн промолчала, но тоже принялась развязывать узлы.

Все это время Инуктилук стоял к ним спиной, так что видеть, как они взвалили на плечи свои спальные мешки и ранцы, он не мог, но стоило им подняться на ноги, и он обернулся. Но даже не пошевелился. И ни слова не произнес. Он просто посмотрел на них.

Торак смело ответил на его взгляд, но так и не сделал ни шагу. Этот человек вскрыл себе вену, чтобы напоить их своей кровью и спасти от смерти. Он был охотником, как и они. А они сейчас чуть не испортили ему охоту.

— Мы не можем так поступить! — еле слышно выдохнула Ренн.

— Знаю, — так же тихо откликнулся Торак.

Они медленно скинули на снег ранцы.

А Инуктилук опять отвернулся к лунке.

И вдруг перо вздрогнуло.

Точно наносящая удар цапля, Инуктилук метнул гарпун прямо в лунку. И тут острие гарпуна сорвалось с древка, вонзившись в шкуру тюленя. Тщетно Инуктилук одной рукой тянул за веревку, привязанную к острию, а другой рукой пытался расширить лунку с помощью древка. Забыв о своих пожитках, Торак и Ренн бросились на помощь. Один сильный рывок — и тюлень вылетел из полыньи. Инуктилук убил его мощным ударом по голове еще до того, как зверь коснулся льда.

— Спасибо! — задыхаясь, буркнул Инуктилук.

Торак и Ренн помогли ему оттащить серебристую тушу, с которой так и струилась вода, подальше от полыньи.

Собаки выходили из себя, пытаясь добраться до зверя, но Инуктилук одним словом сумел их успокоить. Вытащив острие гарпуна из раны, он мгновенно заткнул рану тонкой косточкой — «затычкой», как он выразился, — чтобы не тратить зря драгоценную кровь. Затем он перевернул тюленя на спину мордой к лунке.

— Пусть твои души отправятся назад, к Матери-Морю, и пусть они возродятся снова, друг мой! — сказал он и, сняв рукавицу, погладил светлое, покрытое пятнышками брюхо тюленя. — Спасибо тебе! И пусть Мать-Море даст тебе новое красивое тело!

— Мы тоже так делаем у нас в Лесу, — сказала Ренн.

Инуктилук улыбнулся. Затем точным движением рассек тушу в нужном месте и, сунув руку внутрь, извлек дымящуюся темно-красную печень.

И тут же у него за спиной раздался истерический лай. Обернувшись, они увидели маленькую белую лису, которая сидела на льду. Туловище у нее было более коротким и толстым, чем у рыжих лесных лисиц; своими золотисто-коричневыми глазами она внимательно наблюдала за действиями Инуктилука.

Он усмехнулся:

— Это наш Хранитель. Хочет свою долю получить! — И он бросил песцу кусок печени. Тот ловко его поймал и тут же проглотил. Инуктилук отрезал по ломтю и Тораку с Ренн. Печень была плотной, сладкой на вкус и, казалось, сама проскакивала в глотку. Легкие тюленя Инуктилук швырнул собакам, и Торак обратил внимание, что псы лишь понюхали пищу; видимо, они были слишком возбуждены, чтобы есть.

— Нам еще повезло, — с полным ртом сказал Инуктилук. — Иногда приходится целый день у лунки ждать. — И он, лукаво приподняв бровь, спросил: — А интересно, у вас бы хватило терпения ждать целый день?

Торак молча кивнул. Потом помолчал немного и вдруг сказал:

— Знаешь, нам надо кое-что тебе объяснить. — Он снова помолчал, посмотрел на Ренн, и та утвердительно кивнула. — Видишь ли, мы идем на север, чтобы найти нашего большого друга. Так что, прошу тебя, отпусти нас. Пожалуйста!

Инуктилук вздохнул:

— Я знаю, что у вас в мыслях нет ничего дурного. Но и вы должны меня понять: я никак не могу вас отпустить.

— Но почему? — вырвалось у Ренн.

По ту сторону саней собаки принялись тоненько поскуливать, натягивая постромки.

Торак пошел посмотреть, что это их так тревожит.

— Что там? — спросила Ренн.

Он не ответил. Он пытался понять, о чем говорят собаки. По сравнению с волчьим языком язык собак был куда менее сложен, точно язык детенышей.

— Похоже, они что-то почуяли, — сказал он, — но ветер порывистый и все время меняет направление, так что они никак не могут толком определить, откуда доносится этот запах.

— Интересно, что же они почуяли? — пробормотала Ренн и потянулась за своим луком.

Инуктилук смотрел на нее с разинутым ртом:

— Неужели вы… неужели он их понимает?

Но ответить ему они не успели: вершина ледяного холма слева от него вдруг приподнялась… и превратилась в огромного белого медведя!

Медведь поднял голову на длинной шее и принюхался к запаху Торака.

Затем с невероятной легкостью одним рывком поднялся на задние лапы. Этот зверь был поистине огромного роста; даже если бы один высокий мужчина взобрался на плечи другому такому же, и то вряд ли вдвоем они сумели бы сравняться высотой с этим великаном. Каждая лапа у него была в два раза шире головы Торака. Одним ударом он легко мог сломать человеку хребет, точно ветку ивы.

Покачивая башкой из стороны в сторону, хищник прищурил свои черные глазки и снова потянул носом воздух. Он отлично видел и Торака, в одиночестве стоявшего на льду, и Ренн с Инуктилуком, осторожно продвигавшихся к саням. Он чуял тюленью кровь на снегу, видел наполовину выпотрошенную тушу тюленя. Он слышал, как воют собаки, натягивая постромки в глупом и бессмысленном стремлении схватиться с ним, Великим Скитальцем. Все это он воспринимал с неторопливым спокойствием существа, никогда не знавшего страха. Казалось, в его лапах сосредоточилось все могущество этой северной зимы, а в когтях — дикая сила здешних ветров. Он чувствовал себя совершенно неуязвимым.