Мы искали маленький дом из красного кирпича, взятый под стражу невысокой железной оградой, — странный, постоянно запертый. Бежали, и дождь швырял в лицо холодные брызги, пахнувшие землей да прелыми листьями. Себ немного опередил меня. Подхватил с земли несколько веток и швырнул вниз, в невидимого преследователя. Дом в парке нашли не сразу: сначала бегали туда-сюда по официальным бетонированным дорожкам, потом — взад-вперед по неофициальным, хорошо протоптанным, покрытым раскисшей грязью тропинкам и даже через участки неухоженной травы. Наконец мы его заметили. Дом уютно расположился под дубами и каштанами далеко за Крумс-Хиллом. Такой милый, с аркой над большой зеленой дверью, но необитаемый. И без единого окна.

Себ перепрыгнул через ограду и забарабанил в дверь.

— Впустите! — заорал, тряся ручку.

— Не дури. Он закрыт на веки вечные, — сказала я. — Тут никто не живет.

В парке было безлюдно и тихо, только капли негромко стучали по листьям. Наш преследователь, если он был, испарился.

— Холодно. Может, пойдем в кафешку, возьмем горячего шоколада? — предложила я.

— У тебя что, деньги есть?

— Нет.

— И у меня нет. Хочу посмотреть, что там внутри.

— Да ничего, просто вход в подземный мир.

— Куда-куда? — Себ поднял с земли обломок толстой ветки ближайшего дуба и собрался таранить ею дверь.

— Сеть потайных туннелей. Под парком и пустошью, — объяснила я. — Их выкопали когда-то давно, чтоб проложить к больнице водопроводные трубы и электрические кабели.

— А ты откуда знаешь?

— В школе проходили. Во время войны они служили бомбоубежищем, потому что глубоко под землей. Взрывы туда не доставали.

— Хочу взглянуть.

Себ еще раз попытался штурмовать дверь. И когда навалился всем телом, петли заскрипели. Дождь полил сильнее. Я дрожала, сжавшись в укрытии под кирпичной аркой над входом, а Себ достал перочинный нож и принялся ковыряться в замке. Над головой по листьям платанов барабанили капли. В напитанном влагой воздухе висел острый, густой запах сырой земли. Согреться никак не удавалось, и я крепко сжала зубы:

— Себ, пойдем. Я околела.

— Ш-ш-ш! Вечно ты норовишь удрать! Не пойду никуда. Хочу попасть внутрь.

Он знал, что спорить я не буду, как бы ни мечтала о тепле, сухости и о чем-нибудь горяченьком в желудке. Любимый не сомневался: я сделаю все, что он прикажет.

Казалось, прошли годы, прежде чем Себ открыл дверь. Та в ответ скрипнула ржавыми петлями, дохнула на гостей затхлостью, распахнула перед нами черноту. Себ сделал несколько осторожных шагов вперед. Я — следом, вцепившись в его анорак. Когда глаза привыкли к темноте, мы начали спускаться по крутым крошащимся ступеням. В свете из открытой двери наверху едва удалось разглядеть наполненный водой бассейн. Себ достал фонарик из того же кармана, где лежал перочинный нож. Парень всегда был готов к приключениям. Мы обошли бассейн вокруг по низкому сводчатому туннелю. Жутковатую тишину изредка нарушали преувеличенно громкое бульканье воды и похожий на свист звук — наверное, ветер. Прочие звуки внешнего мира остались где-то наверху, в тысячах миль от нас.

— Садись, — велел Себ.

Я повиновалась и почувствовала под спиной неровную стену. Парень чиркнул спичкой, и в свете ее огонька я увидела в его руке пачку сигарет. Он прикурил сразу две, одну отдал мне. Я затянулась хмельным дымком:

— Где взял?

— В парке. Там, за деревьями, ошивался кто-то. На земле валялась куртка, в кармане — сигареты. Я взял.

— Это воровство. Можем вляпаться в неприятности.

— А не надо было куртку бросать. И вообще, он за нами подглядывал.

— В смысле?

— Ну, раньше. В цветочном саду. Спрятался и подсматривал. Я видел. А когда мы встали, смылся.

— Да кто?

Себ пожал плечами. Затянулся сигаретой.

— Пойдем. Мне страшно. — Я поднялась на ноги.

— Еще бы тебе не было страшно! Я, вообще-то, собирался запереть тебя здесь одну.

Мальчик схватил меня и толкнул к стене. Его уже такая привычная твердость прижалась к моему бедру.

— Тебя-то я не боюсь! А если тот странный соглядатай сейчас здесь? — прошептала я.

Себ взял меня рукой за шею, сжал так сильно, что я закашлялась. Однако почувствовала, что ему тоже страшно.

— Что ты для меня сделаешь, если отпущу?

— Ничего, — задыхаясь, выдавила я. — Отпусти.

Его ладонь сжалась еще сильнее. Перед моими глазами — синяя вена на запястье, напряженные жилы.

— Что сделаешь, спрашиваю?

— Все, — прошипела я. — Чего хочешь?

— Прямо сейчас?

— Снаружи. Если выберемся.

— В парке?

— Да. Там. На свежем воздухе. Не хочу в темноте.

Любимый разжал пальцы, и мы быстро пошли назад к ступеням, к сочащемуся из двери свету. Сердце в моей груди бешено колотилось.

Когда выбрались наружу, Себ велел мне лечь на траву.

— Дождь же.

— Ну и что?

Я, как всегда, не стала противиться. Прильнула к нему. Но парень хотел не того, о чем я думала. Он крепко прижал меня к себе, и наши тела покатились с холма. Мы налетали на кочки и пучки травы, вес мужского тела больно давил меня, небо опрокидывалось, исчезало и снова вылетало сверху, и плоть наша билась так, что дух вон… Когда мы наконец остановились у подножия, Себ снова потащил меня на высоту. Новый склон оказался с уступами, и на этот раз, скатываясь, мы на доли секунды должны были бы зависать в воздухе. Я пыталась сопротивляться, но он лег сверху и, заведя мои руки за спину, крепко их держал. Мы покатились.

Себ столько раз мог поранить меня или себя! Но юноша считал нас неуязвимыми, а я верила ему.

Нажимаю кнопку звонка на двери в мамино жилище и нетерпеливо жду ответа. Жаль, что сегодня именно этот вторник, а не прошлый и не следующий, потому как по вторникам мама ездит в группу Университета «третьего возраста»,[11]чтобы определить темы, которые они будут обсуждать в дальнейшем. Мне страшно не хочется оставлять Джеза одного так надолго.