Алекс надеялся, что с Лизой было сделано что-нибудь менее ужасное. Если полное уничтожение памяти было в духе фашистских медиков, то похитители могли бы стереть только первоначальную личность, обитавшую в ее прелестном теле. Другими словами, вероятно, Лиза была похоронена в глубине Джоанны, отсутствующая, но не умершая. Если все это было правдой, Лизу можно было бы напрячь, воскресить и заставить вспомнить обстоятельства ее преждевременных похорон.

Другое дело, если похитители начинили ее памятью, полной ложных фактов. Они снабдили ее фальшивой личностью, а затем вернули на свободу, но уже в Японии.

— Но, ради всего святого, зачем? — вопрошал Алекс в пустой комнате.

Отдельные пылинки плавали в лучах бледного света, пронзающих замерзшее окно.

Алекс встал, нервно прошелся взад-вперед.

— И кто мог сделать такое с ней? — спросил он. — И почему они все еще ею интересуются? Какие ставки в этой игре? Насколько для них важно, чтобы настоящая личность, скрытая под личиной Джоанны Ранд, хранилась в секрете? Убьют ли они меня, если я докажу, кто она на самом деле? Убьют ли они ее, если ее убедит то, что я ей расскажу?

У него не было ответов на эти вопросы, но он знал, что неизбежно найдет их. Алекс не мог прекратить расследование этого дела, пока не будет знать о нем все. Его комнаты были обысканы, он был ранен ножом. Он должен был им за большее, чем просто небольшое унижение и боль.

На западе Киото постепенно, как тлеющие угольки, догорал последний свет дня. Под небом цвета глины город погружался в вечер.

На улицах Гайона было еще много людей. В барах, кафе, ресторанах, публичных домах начинался другой вечер — вечер бегства от реальности.

Отправляясь в "Прогулку в лунном свете", Алекс был безукоризненно одет. На нем были темно-серый костюм с подходящим жилетом, бледно-серая рубашка и зеленый галстук. На плечи было наброшено серое пальто. Он шел с видом туриста по вечерним улицам и, казалось, был восхищен виденным. На самом же деле, Алекс уделял мало внимания архитектурным замысловатостям и жизни вокруг. Его ум был занят тем, что обычно казалось ему ребячеством и теперь было нормальной реакцией на события двух последних часов: он пытался выяснить, есть ли за ним хвост. Каждый раз, поворачивая за угол или останавливаясь у перехода, он старался бросить незаметный взгляд назад, как будто желая еще раз посмотреть на какой-нибудь вид Гайона, и, таким образом, не выдавая себя, изучить народ, идущий за ним. Его внимание привлекли трое мужчин, идущих поодиночке и вроде бы наблюдающих за ним. Они останавливались вместе с ним квартал за кварталом. Первый из них был толстый человек с глубоко посаженными глазами, огромными челюстями и жидкой бородкой. Однако, его габариты делали его наименее вероятным из этих трех кандидатов: он был хорошо виден, а люди, работающие по этой части, почти всегда незаметны. Второй подозреваемый был сухощавый мужчина сорока лет, его лицо было узким, а кости выпирали. Третий был молодой человек не старше двадцати пяти лет, одетый в джинсы и желтую нейлоновую куртку. Когда он шел, то нервно попыхивал сигаретой. К тому времени, как Алекс добрался до "Прогулки в лунном свете", он еще не был уверен, который из мужчин следил за ним, если вообще это кто-то делал, но он запомнил каждую черточку их лиц, чтобы потом проверить.

На входной двери в кафе было приколото объявление на японском и английском языках:

ИЗ-ЗА БОЛЕЗНИ ДЖОАННЫ РАНД

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ СЕГОДНЯ НЕ СОСТОИТСЯ.

ОРКЕСТР "ПРОГУЛКИ В ЛУННОМ СВЕТЕ"

ИГРАЕТ ТАНЦЕВАЛЬНУЮ МУЗЫКУ.

Алекс сдал пальто гардеробщице и вошел в бар. Ресторан приносил хороший доход, но сегодня там было только шесть посетителей. Он сел в стороне — у закругляющегося конца стойки бара — и заказал "Старый Сантори". Когда бармен принес виски, Алекс сказал:

— Надеюсь, мисс Ранд не очень серьезно больна.

— Не очень, — с тяжелым акцентом ответил бармен по-английски, — только горло.

— Не будете ли вы так любезны подняться наверх и сказать ей, что ее спрашивает Алекс Хантер.

— Она слишком больна, чтобы принимать, — сказал бармен, кивая и улыбаясь в ответ.

— Я ее друг.

— Она слишком больна.

— Ей надо поговорить со мной, — настаивал Алекс.

— Больное горло.

— Я слышал. Но...

— Ей нельзя много говорить.

— У нас свидание.

— Извините.

Некоторое время все продолжалось в таком же духе, пока, наконец, бармен не сдался. Он подошел к кассовому аппарату и набрал номер по телефону рядом с ним. Во время разговора с Джоанной он несколько раз как-то украдкой взглянул на Алекса. Повесив трубку, он медленно вернулся, избегая взгляда Алекса:

— Извините.

— Что вы имеете в виду?

— Она говорит, что не может увидеться с вами.

— Вы должно быть ошиблись.

— Нет.

— Позвоните ей снова.

Помявшись, бармен произнес:

— Она говорит, что не знает никого по имени Алекс Хантер.

— Ну ничего себе!

Бармен ничего не ответил.

— Мы с Джоанной сегодня обедали вместе.

Бармен проигнорировал.

— Это было как раз сегодня в полдень! — сказал Алекс.

Нарисованная улыбка. И:

— Еще раз извините.

Один из посетителей окликнул бармена на другой конец стойки, и тот поспешил от Алекса с явным облегчением.

С минуту или две Алекс пристально разглядывал собственное отражение в голубом зеркале бара, а затем сказал ему:

— Что за чертовщина здесь происходит?

Когда Алекс спросил Марико Инамури, бармен устроил ему еще большее испытание, чем когда он хотел видеть Джоанну, но, в конце концов, смягчился и позвонил. Минутой позже она вышла сзади слева от Алекса из двери с надписью "Частное".

Марико была возраста Джоанны и очень хорошенькая. Ее густые черные волосы были заколоты булавками слоновой кости.

Алекс встал и поклонился ей.

Марико ответила на поклон.

Они представились друг другу, и Марико села на высокий табурет рядом с ним.

Снова сев, Алекс сказал:

— Марико-сан, я слышал о вас много хорошего.

— Я могу вернуть вам комплимент точно в тех же выражениях. — Ее английский был безупречен. У Марико не было ни малейшей трудности с произношением звука "л", которому нет эквивалента в ее родном языке и который обычно является величайшей трудностью для японцев, изучающих английский язык. — Что случилось с вашей рукой? — спросила она, указывая на шелковую перевязь.