тоже получила данго от того же человека. То есть мы все оказались в ловушке онрё по этой причине. Тогда почему она желала смерти именно Куматани?

До слов Мадоки Кенте не приходило в голову придавать этому значение, ведь он с самого начала ощущал себя виновным, а сейчас тоже задумался – и впрямь, почему?

– Едва ли мы узнаем, – пожал плечами Мацумото и скосил глаза на Джуна. – Если ты все сказал, то уходи. Время позднее, мы устали.

– Вы поселились вместе? – удивился Мадока. – Куматани, он же не присосался к твоему кошельку?

Хизаши хмыкнул, а Кента мучительно покраснел.

– Нет! Я… мы…

– Не суй нос в чужие дела и комнаты, – посоветовал Хизаши и указал веером на дверь, – целее будет.

– Увидимся утром, Куматани-кун, – махнул рукой на прощание Мадока и все-таки ушел. Хизаши с облегчением откинулся назад, упершись ладонью в пол. Он действительно казался усталым и немного задумчивым. От тепла жаровни его бледная кожа чуть порозовела, но хаори он так и не снял.

Кента достал футоны и разложил. Взгляд Мацумото преследовал его, будто в ожидании продолжения, но Кенте нечего было ему сказать.

Или было?

– Что, интересно, теперь будет с господином Танакой? – спросил он у Хизаши, закончив возиться с постелью.

– Он совершил преступление, дело передадут в департамент оммёдо в столице. Работа школ экзорцизма в том, чтобы уберечь людей от зла, но злыми людьми занимаются другие люди.

– И тебе совсем все равно?

Хизаши лег под одеяло и какое-то время вертелся, пока не устроился на боку, лицом к Кенте, подтянув колени в груди. Казалось, он так и не ответит, но все же он сказал:

– Да. Советую и тебе забыть.

Он закрыл глаза, но Кента смотрел на него в полумраке и видел, что тот еще не заснул. Захотелось все рассказать – и обо всем расспросить. Заглянуть ему в душу. У всего на свете она есть, так почему бы ей не быть у Хизаши?

Они молча лежали, приближался час Тигра, хотя Кенте мнилось, что вся ночь уже прошла. Он тихонько спросил:

– Хизаши? Хизаши, а что это был за синий фонарик, что преследовал нас?

Под одеялом завозились, и сиплый голос откуда-то из-под него ответил:

– Может, чудо?

Кента удивился, но стоило повторить это мысленно, как вспомнился рассказ о снежном демоне с горы Тэнсэй и огоньках-душах, появившихся спасти заколдованных жителей. И Кента улыбнулся.

– Может, и правда чудо.

* * *

Он проснулся довольно поздно, неожиданно отдохнувший и полный решимости.

Мацумото еще спал, странно извернувшись на футоне и высунув одну ногу из-под одеяла. Кента всмотрелся в его лицо и заметил, как быстро и нервно двигаются зрачки под опущенными веками. Хизаши снился сон, и едва ли он был приятным. Может, сейчас он видел то, о чем предпочел бы забыть.

– Кто же ты такой, Хизаши, и почему скрываешься?

Мацумото спал и не слышал ничего, Кента поправил край его одеяла, ненароком коснувшись лежащей поверх ледяной руки.

Скоро им предстоит расстаться, подумалось Кенте. За два дня он увидел и узнал больше, чем когда бы то ни было, познакомился с разными людьми, избежал опасности и испытал разочарование, спас ребенка и был спасен сам. Спасен ёкаем.

«Что тебе ближе – сила, разум или чувства?» – спросил старик Исао. Кенте мнилось, он сразу определился с ответом, но то были сила Дзисин, разум Фусин и чувства Кёкан. А что его собственные чувства, его собственные силы и его разум? Кента собрал вещи – ровно те, с которыми пришел, оставив подарки Хизаши, – и снова посмотрел на своего случайного попутчика.

Случайного ли?

Мацумото Хизаши открыл глаза, один ярко-желтый, другой карий.

– Я пойду с тобой в Дзисин, – сказал Кента, не дав ему и рта раскрыть. – Я понял, почему онрё преследовала именно меня. – Он замолчал и, решившись, быстро выпалил: – Потому что я виноват. Я очень виноват. Должно быть, она это чувствовала.

«Я совершил ошибку, о которой сильно сожалею, и у меня не было шанса ее исправить, – вот что он на самом деле хотел сказать. – Я не знаю твоих целей, не знаю, почему ты делаешь то, что делаешь. Но если кто-то укажет на тебя пальцем и скажет: “Он виноват”, я хочу быть рядом. Я хочу исправить хоть что-то».

Хизаши молча смотрел на него, словно по глазам мог прочитать все его сокровенные мысли. А если бы и мог, может, это бы все упростило.

– А выглядишь так, будто собираешься обратно в глухую деревню, – наконец произнес Хизаши. – Переоденься.

– Нет. Следующей одеждой, которую я надену, будет форма Дзисин.

Уходя из рёкана, они столкнулись с женщиной, и в ней Кента узнал госпожу с фестиваля. Увидев Кенту, она едва не упала перед ним на колени и так благодарила за спасение внука, что стало неловко. А под конец еще и сунула кошель с монетами. Кента не хотел брать, но Хизаши перехватил деньги со словами: «Долг погашен». После Кента задался мыслью, откуда она вообще узнала о связи Кенты со случившимся, но ответ нашелся быстро – на улице все передавали из уст в уста изрядно приукрашенную версию того, что они втроем вчера обсуждали перед сном. Не иначе Мадока проболтался, а там уже слух было не остановить. И пусть в лицо их никто не узнавал, Кента чувствовал себя неуютно, пока они не вышли на дорогу, ведущую в гору.

– Уверен? – спросил Хизаши. – Тут еще не поздно повернуть назад.

– Уверен, – ответил Кента и не солгал. – Я выбирал по идеалам школы, но сегодня понял, что могу принести в них свои.

– Что ж, – странно усмехнулся Хизаши, – будет интересно на это посмотреть.

Дорога пошла вверх, и вот впереди показались одинокие красные тории с симэнавой под нижней перекладиной. На ней же висела табличка с крупными иероглифами: «Дзисин».

Уверенность.

Кента прошел под ториями и, обернувшись, посмотрел на Мацумото. Его лицо застыло, а взгляд сиял предвкушением. Кента на мгновение допустил мысль, что может пожалеть об этом, но протянул руку.

– Ну же, идем, – позвал он.

Хизаши медленно и осторожно сделал шаг и, оказавшись на территории школы Дзисин, замер в нерешительности. Миг, второй, третий – и на его лице расцвела улыбка.

– Наконец-то! – сказал он. – Я здесь.

* * *

Учида Юдай проснулся так резко, будто не спал вовсе, и мгновение спустя уже сидел на футоне, совершенно собранный и с ясной головой. В доме, полном чужих людей, оммёдзи с их особым восприятием было непросто, но опасность он почувствовал сразу. А потом заметил, что