Сейчас мне нужно отвлечься, сосредоточиться на дороге и не сорваться на банальные грубые ругательства, которые успокоят меня, но напугают и гарантированно оттолкнут Варю. И она снова превратиться в большой колючий кактус, вздрагивающий от малейшего шороха.

Мы молчим всю дорогу. Я остываю, но не хочу терять контакта с машиной и окружающим миром, Варя... Кошу в её сторону и вижу, как она виновато покусывает большой палец левой руки и мечется взглядом по сторонам, старательно избегая смотреть на меня.

И меня словно по щелчку пальцев отпускает вся злость и негодование. Я словно с головой ныряю в море абсолютного спокойствия, где нет проблем и переживаний. И только открываю рот, намереваясь сказать Варюшке, что я просто переживаю за неё, как слышу её торопливое сбивчивое:

–Прости, Егор, я не думала, что это настолько сильно тебя заденет. Я... не умею общаться с людьми, понимаешь? Не умею так, когда можно положиться не только на себя. Я не умею быть в отношениях.

Я не могу сидеть спокойно, раз за разом прокручивая в голове наш короткий разговор в кабинете. Реакция Егора удивляет меня, не привыкшую к такого рода заботе. Честно говоря, чужая забота для меня вообще что-то из области научной фантастики – интересной и недосягаемой.

Поэтому сначала меня грызёт совесть, потом сомнения, затем снова возвращается совесть, которая зачитывает мне огромную лекцию о неподобающем поведении. А в итоге я открываю рот, и поток слов просто выливается из меня – торопливых, сбивчивых и малоразборчивых, но это именно те слова, что я должна сказать ему.

И, кажется, это те слова, что нужно услышать Егору. Я просто не знаю, как иначе объяснить, что он вдруг резко сворачивает к обочине, тормозит и поворачивается ко мне всем телом настолько, насколько позволяет пространство его просторной машины и габариты его впечатляющей фигуры.

–Я понял, – перебивает решительно и серьёзно кивает в подтверждение своих слов.

Он молчит, думая о том, что я только что наговорила, и всё это время я вынуждена беспокойно мять в ладонях край куртки.

–Мне не нравится, что ты закрываешь глаза на такие важные вещи, – говорит медленно, внимательно глядя мне в глаза. Егор будто отслеживает, как его слова проникают в мой мозг, обрабатываются и создают какой-то вывод. – Я хочу, чтобы ты поняла, насколько важно для тебя и наших детей, чтобы ты нормально питалась.

Я понимаю его слова и понимаю всю важность происходящего. И немного удивляюсь тому, как Егор на это реагирует, но всё равно послушно киваю, говоря, что прекрасно его понимаю.

Потому что питаться для нас троих действительно важно.

Егор на пару секунд прикрывает глаза, опускает голову и касается переносицы большим и указательным пальцем. Замирает так на какое-то время, затем поднимает на меня взгляд и глухо произносит:

–Давай больше не будем к этому возвращаться, хорошо?

Просто молча киваю и отворачиваюсь к окну, не говоря ни слова о том, что вертится у меня в голове.

Это не только моя вина. Кажется, в больницах положен ужин и завтрак, которых у меня не было из-за всех тех лекарств, что в меня влили. Я никогда не скажу этого, но это не я привезла себя в пустую квартиру, где даже чая нет.

Я чувствую себя ужасным человеком за такие мысли, но ничего не могу с ними сделать. Они просто внутри меня.

Кажется, Егор хочет что-то сказать, но просто вздыхает в итоге и страгивается с места, возвращая машину в поток.

Дальше мы едем в тишине. Даже музыка не играет, только печка тихо шумит, наполняя пространство приятным теплом.

Минин с поражающей осторожностью заезжает на свободное парковочное место, глушит мотор и выходит на улицу. И успевает обойти машину и открыть мне дверь раньше, чем я выпутываюсь из ремня безопасности, который, кстати, Егор самолично застёгивал.

На асфальт я сползаю с большим трудом, чувствую себя кем-то ужасно неповоротливым и невольно смущаюсь. А ещё мне странно идти рядом с красивым уверенным Егором, на которого невольно обращают внимание все прохожие. Хорошая новость: он попросту игнорирует их всех, крепко держит меня за руку и ведёт к кафетерию с французским названием.

У них внутри головокружительный аромат горячего шоколада и сладкой свежей выпечки, уютные коврики на полу и тихая ненавязчивая музыка.

А ещё у них внутри до боли знакомые мне фигуры: в шубе с пушистым меховым воротом и с модно выбритыми висками. Эти двое сидят у окна рядом с друг другом и о чём-то тихо ожесточённо спорят.

И буквально на моих глазах этот спор заканчивается тем, что мужчина притягивает к себе женщину, держа руку на её затылке, и впивается в её алые губы крепким, как табачный дым, поцелуем.

Мир шатается из стороны в сторону и пол плывёт у меня из-под ног. Где-то рядом тихо и зло ругается Егор.

А я стою и смотрю, как моя мама целуется с отцом моего бывшего жениха.

У меня нет никаких сомнений, я уверена на сто десять процентов: это они. Моя мама и отец Паши.

Я не могу отвести от них взгляд, поэтому хорошо вижу, как он зарывается пальцами в её волосы на затылке, а мама совершенно свойским движением закидывает ногу ему на ногу. И они целуются у всех на глазах, но почему-то только я обращаю на это внимание.

Мысли путаются в голове. Андрей Борисович женатый человек, я просто не понимаю, как и когда он мог связаться с моей мамой? Или правильнее сказать, что это она с ним связалась?

Эти двое так увлечены друг другом, что совершенно не замечают, как дрожащими пальцами я достаю телефон и навожу на них камеру. Фото, ещё одно. Я просто машинально нажимаю на экран, находясь в состоянии оглушающего шока, пока телефон вдруг не пропадает из руки, а вид мне не загораживает тело Егора.

–Уходим, – говорит он не терпящим возражений тоном, цепляет за локоть и насильно толкает прочь практически не сопротивляющуюся меня.

Мой мир вдруг стал стеклянным, а затем кто-то нехороший бросил в него камень, и теперь всё, что у меня есть – это оглушительный звон и миллиард острых осколков, что осыпались к ногам и открыли вид на бесконечную пустоту вокруг.

Кусающий щеки мороз появляется на пару секунд и сменяется приятным теплом и лёгким запахом уже знакомого мне мужского парфюма. Я моргаю, и вот мы уже мчимся прочь от этого места.

Егор за рулём очень зол. Я вижу, как крепко он сжимает руль и как желваки с яростью проявляются на щеках. Его взгляд направлен чётко на дорогу, по которой он едет куда быстрее, чем до этого.

И это удивительным образом приземляет, возвращается меня из звенящей пустоты туда, где я могу чувствовать твёрдую землю под ногами, а всё вокруг становится более ощутимым и реальным.

–Там была моя мама, – говорю я глухим голосом, который так не похож на мой привычный.