Я говорю себе, что подобным образом держу рядом мою острую на язык сестру – в своей голове. Однако в действительности Джек никогда не только ничего не говорила о Ханне, но даже и не думала. И понятия не имела ни о юношеской блажи, ни о чокерах, ни о том, что такое иметь детей. Для меня это лишь способ не отказывать себе в удовольствии немного позлорадствовать.

Я иду пожелать Колли доброй ночи.

А когда вхожу в ее затемненную комнату, она даже не слышит. Стоит у окна на коленях и что-то мурлычет себе под нос. Тычет пальцем в пустынную ночь за окном и нашептывает какие-то слова. Тут до меня доходит, что моя дочь считает звезды, – как на ее месте мог бы считать любой другой ребенок.

Колли

Меня будит Бледняшка Колли. Ей нравится болтать по ночам, когда почти все сущее спит в теплых постельках, в земле, на деревьях или под водой. «Послушай меня, Тепляшка Колли, это очень важно».

От того, что мне не дали поспать, я недовольно стону. «Чего тебе?» Время от времени Бледняшка Колли рассказывает мне что-нибудь интересное. Например, о том, где найти щенка Дампстера. Она сразу поняла, что благодаря мне он станет нашим другом. Так оно и вышло, его косточки я взяла. Теперь он ворочается рядом со мной, энергично воюя с невидимыми комарами. Машет в темных углах хвостом, жалобно скулит и глядит на звезды в окне. Щенок Дампстер видит то, что не дано даже Бледняшке Колли. Его темные глаза таят свои секреты.

«Чего тебе?» – опять шепчу я.

«Твоя мать, – отвечает она. – Мне известно, почему она нас сюда привезла. Из-за костей».

«Тоже мне, Америку открыла, – говорю я. – Кто бы сомневался, что от их вида она буквально взбесится. Теперь поди раздумывает, в какую бы исправительную школу для малолетних преступников меня определить».

«Нет, тут что-то еще. Что-то странное».

«Тебя послушать, так у тебя все странное».

Это чистая правда. Тепляшек Бледняшка Колли не понимает.

«Тебе разрешается есть что угодно», – говорит она.

«Ну и что?»

«Ты когда-нибудь слышала о последнем ужине перед казнью? Приговоренным к смерти дают все, что они пожелают, перед тем как убить».

Сердце в груди отзывается непривычным двойным толчком. А ведь она права. Раньше мама никогда себя так не вела. И только один ответ в сложившейся ситуации имеет смысл – что ей теперь совершенно наплевать. Ей по барабану, чем меня кормить, потому что она сдалась. Никогда не думала, что мне будет недоставать этих баталий, но сейчас у меня ощущение, будто из глаз вот-вот брызнут слезы.

«Ты бы лучше приглядывала за ней, – говорит Бледняшка Колли. – Я понимаю, она твоя мать, но она не нормальна. Ты не хуже меня знаешь, что мы нашли у нее в кабинете».

«Знаю». Мы с Бледняшкой Колли внимательно следим за всем, что происходит в доме. (Сыщик. С лупой!) Поэтому по ночам просматриваем корешки чековых книжек, ежедневники и шкафчики с лекарствами. Знаем, что мама время от времени покупает раствор для контактных линз, хотя ни она, ни папа их сроду не носили. Странная женщина. Мы всегда знаем, когда папа заводит на стороне очередную даму. Признаки есть всегда. Я, вполне естественно, на его стороне. Мы с папой лучшие друзья. Мама – смайлик «багровая сердитая мордашка».

Хорошо, что она пишет от руки: ни тебе компьютера, ни паролей. Читать ее тайные истории весело. Никогда не ожидала такого от матери. Кровь, вспоротые животы и вонзенные в сердце ножи. Внешне она выглядит хрупкой ухоженной блондинкой, но ее душа таит в себе множество странностей.

«Пока мы ехали сюда, – продолжает Бледняшка Колли, – она размышляла, кого из вас выбрать, тебя или Энни. Думала о тебе как о покойнице».

У меня холодеет кожа. Тут же вспоминаются слова папы, который сказал, что мама бывает неуравновешенной.

«Ты просто неправильно поняла», – говорю я, стараясь вложить в голос побольше уверенности.

Бледняшка Колли воодушевляется все больше.

«Вот было бы здорово, если бы ты тоже стала Бледняшкой».

«Может быть, – осторожно говорю я. – Не думаю, что мне хочется умереть. А сейчас, по правде говоря, я очень хочу поспать».

Бледняшка Колли не понимает многих вещей, в том числе того, что мне нужно спать. Если ее не остановить, она будет тараторить до самого утра или пока я не заплачу. Ее присутствие может утомить так, что мало не покажется. Но, поскольку она всегда рядом, у меня попросту нет выбора.

«Я буду недалеко, немного понаблюдаю, – говорит она, – хочешь увидеть приятный сон?»

«Конечно хочу», – не без опаски отвечаю я. Бледняшка Колли не всегда понимает, что приятно, а что нет, а вкусы у нее весьма специфичные. Не хочу ее обижать, тем более что в этом ничего веселого тоже нет.

На этот раз у нее получается хорошо. Я плаваю в каком-то темном бассейне, на поверхности которого мокрыми белыми лепестками колышется яблоневый цвет. В воздухе стоит запах персиков, нагревшихся в вазе на залитом солнцем подоконнике. По морю галопом мчится бычок цвета раскаленной меди, вздымая ногами волну, разбрызгивая в ясном воздухе капли воды, похожие на бриллианты. Воспоминание принадлежит не мне – но тогда кому? На миг в голову приходит мысль, где я могла слышать о коровах цвета надраенного до блеска пенни, но потом сон смыкается надо мной, и вот меня уже нет.

Проснувшись поздно, встаю, чтобы посмотреть на часы. Они здесь везде, надо только уметь их распознавать. Это, конечно же, одуванчик. Это сыплющийся в миску рис, каждое зернышко которого знаменует собой течение времени. Школьное домашнее задание, подвявшее яблоко, дерево в ожидании весны. Все они служат мерилом живой жизни перед тем, как наступит смерть. Тик-так.

Я думаю о том, что ночью сказала Бледняшка Колли. Все это, может, и ерунда, но то, что мы здесь, точно необычно. Как необычна и мамина доброта ко мне. Как правило, она смотрит на меня так, словно я коврик, который ей хочется разгладить. Или, того хуже, в ее глазах мелькает проблеск удивления, будто она лишь секунду назад вспомнила о моем существовании.

Я выхожу из дома в багровый рассвет. Здесь, в пустыне, часы сотворены из ветра и песка. Они небольшими барханами льнут к стенам дома, образуя дюны везде, куда простирается взор. И отмеряют то, как далеко я могу дойти днем в жару или ночью, когда до костей пробирает холод, пока