— Да объясни ты мне, в конце концов! Хватит говорить загадками!

— Я о твоём споре. Споре на меня.

Удивился — не то слово. Он ожидал услышать сейчас что угодно, но только не это. Тот дурацкий спор с пацанами, он о нём совсем забыл. Вылетело из головы напрочь. Но… но как Яна о нём узнала?

Словно прочитав его мысли, она продолжила:

— Когда ты уехал, я приходила к тебе домой, хотела поговорить…

— Зачем приходила? Извиниться за то, что легла под того тюфяка?

— Не перебивай! — повысила голос, игнорируя его вопрос. — Мне нужно было сказать тебе кое-что важное, и это, возможно, могло бы всё изменить. Но, как оказалось, ты уже уехал, или вернее сказать — трусливо сбежал? Но ты знаешь, меня это тогда не остановило, я была готова отправиться искать тебя, уже купила билет до Москвы, но потом встретила ту девчонку… Полину… фамилия вылетела из головы…

— Минаева, — процедил он, и на скулах заиграли желваки.

Минаева, ну конечно! Он даже не удивился, что она и там приложила свою руку.

Подошла официантка и разлила вино по бокалам. Всё это время они сидели молча, прожигая взглядом друг друга. Оставшись снова наедине, Яна продолжила:

— Полина рассказала, что ты поспорил с друзьями, что переспишь со мной до дня своего рождения. Поздравляю, кстати, уложился точно в срок.

— Минаева — дура, а ты… — выдохнул и взъерошил пятернёй волосы. — Ты всё неправильно поняла! Вернее, да, спор был, но до того…

— До чего?

— До того, как ты мне действительно понравилась. Я влюбился тогда до чёртиков, и плевать мне было на спор! Я правда хотел быть с тобой, и даже не задумывался, когда написал то слово.

— Какое ещё слово?

— "Трепло" на лбу. Помнишь?

Яна нахмурилась.

— Фломастером на уроке? Да, что-то припоминаю. Но причем тут это?

— Мы поспорили с Горшковым, что если я с тобой не пересплю и проиграю, то признаю себя треплом, напишу это себе на лбу и буду ходить так целый день. Так вот — я проиграл. Странно, что этого тебе Минаева не сказала.

— Но ты же не… Ты же не проиграл… — удивлённо моргнула Яна и только потом всё поняла. Растерянно осмотрелась по сторонам, отпила на автомате глоток вина.

— Я был молодым идиотом, но я никогда тебя не использовал и не предавал, — тихо произнёс он. — Не думал, что ты была обо мне столь низкого мнения.

— Прости, я правда не знала… — прошептала она, избегая смотреть ему в глаза. — Полина, она… она тогда сказала совсем другое.

— Ничего, было и было. Сам виноват, — махнул рукой и взял бокал. — Выпьем?

Но она будто его не услышала.

— Я обманула тебя тогда, — взволнованно облизала вдруг пересохшие губы. — Когда сказала, что ухожу к Тимуру. И про нашу ночь я тоже соврала. Не было у нас ничего.

— Что?! Но зачем? Чёрт возьми — зачем? Ты же этим всё перечеркнула!

— Я знаю! Я сделала это специально. Потому что я думала тогда…Только пожалуйста, не прими за сумасшедшую — но я думала, что ты мой брат.

— Н-да, вечер перестаёт быть томным, — тихо выругался Ян и отпил налитое официанткой вино. Его любимое красное Сан Висенте. Обычно он наслаждался его ягодным послевкусием, но сейчас тонкие ноты ежевики проскочили, словно вода. Достал из кармана сигареты.

— Простите, у нас не курят, — тут же подоспел моложавый охранник в строгом костюме, и Ян раздосадованно отбросил пачку на стол.

— Какой брат, Яна? Что за хрень? — свёл брови к переносице, понизив голос до шёпота.

— Я знаю, что это звучит как бред, собственно, бредом и оказалось, но тогда, девятнадцать лет назад, я действительно думала, что…

— С чего ты это вообще взяла? — не дослушав, перебил он.

— У моей матери и твоего отца был роман. Давно ещё, в семидесятых.

— Чего? — подался вперёд Ян. — Чего?! — запрокинув голову, искренне расхохотался. — То самое чувство, когда всё интересное прошло мимо тебя. Чего ещё я не знаю?

— Это не шутка! У них правда был роман! Мать рассказала мне об этом тогда, в девяносто седьмом, и призналась, что твой отец — мой отец. Я испугалась, испытала настоящий шок. Наши отношения к тому времени уже зашли слишком далеко, и я…не придумала ничего лучше, чем наврать тебе про Тимура. Я хотела, чтобы ты возненавидел меня, бросил! Я не могла позволить, чтобы мы и дальше оставались вместе, и конечно ни о каком совместном побеге больше не могло быть и речи! Пойми меня: я была напугана и растеряна, хотела оградить тебя от удара, приняв его на себя.

— Мой отец тоже был в курсе?

— Да…

— Отлично. Просто отлично, — ударил ладонями по столу и снова взялся за сигареты, но, завидев нахмуренный взгляд стража порядка, отложил пачку в сторону.

— Чуть позже я узнала, что это неправда, что мать это просто придумала. Сразу же захотела разыскать тебя и всё рассказать, но потом встретила Полину, и, в общем… — Яна протяжно выдохнула и опустила глаза. — В общем, потом это уже не имело никакого смысла.

Ян долго молчал, переваривая услышанное. Всё это больше напоминало сюжет дешёвой мелодрамы, чем реальную жизнь, но тем не менее он ей поверил. Он видел, как она переживала, рассказывая всё это, видел её глаза.

Нелепица! Так не бывает! Он думал, что она променяла его на другого — она думала, что он её просто использовал, и в итоге две поломанные судьбы из-за какого-то дурацкого недоразумения.

Хотя, почему это поломанные… Не долго она горевала, — прыгнула в объятия этого Тимура и даже родила ему дочь. Да и он сам не постригся в монахи и жил вполне себе насыщенно. Да, не сразу пришёл в себя, но со временем всё наладилось. Время — оно вообще здорово лечит.

И жил бы себе дальше так, как привык, но тут сначала эта негаданная встреча, потом это её признание…

Ян сидел словно в воду опущенный, не имея ни малейшего представления, как теперь быть. Почти двадцать лет он думал одно, и вдруг выясняется, что всё было совсем не так. Она не бросала его и не предавала, просто хотела оградить их обоих от ошибки. Каково ей было справляться со всем этим одной? Ещё и с мыслью, что над ней так жестоко посмеялись.

— Сначала мне было очень больно, — помолчав, продолжила она, смотря при этом куда-то под ноги. — Затем я жутко на тебя злилась, мечтала, что когда-нибудь встречу и выскажу всё в лицо. Потом снова вернулись боль и разочарование.

— Судя по тому, как быстро ты связала свою жизнь с этим чистоплюем, каждое твоё состояние длилось не дольше полутора дней, — невесело усмехнулся.

— Ты не имеешь права меня судить, — гордо вскинув подбородок, отчеканила она. — Тимур был добр ко мне и был рядом в тяжёлые минуты. В отличие от тебя!