Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может быть, пойдем внутрь? – спросил Чарли, отчаянно пытаясь сменить тему до того, как отец поймет, что Джозефина не шутит.
– Конечно, – сказала Джозефина. – Следуйте за мной!
Она провела их в единственную сохранившуюся часть замка Кессог. Там было так же уныло, как запомнилось Чарли. Стены сложены из сырого грубого камня, а зачерненные окна напоминали о гоблинах, которые обитали здесь не так давно. Шагая вместе с отцом за Джозефиной, Чарли пытался себе представить, каково это – жить в подобном замке. Наверное, все равно что в тюрьме сидеть.
Пройдя совсем немного, троица очутилась в комнате в конце коридора. Маленькое помещение пустовало, и часть пола в нем отсутствовала. Джозефина рассказала им, что рабочие как раз отрывали половицы, когда наткнулись на ящик, стоявший теперь на брезенте.
– Этот? – спросил Эндрю Лэрд, опускаясь на колени возле странного контейнера. Примерно полметра в ширину, чуть меньше метра в длину и полметра в глубину. Ящик был полностью деревянный, а на маленькой металлической бирке, привинченной к верхней части, сохранилось пропечатанное черным цветом имя «Кессог».
– Точно, – ответила Джозефина. – Его нашли в тайнике под половицей. Один из рабочих рассказал, что, когда его достали, его покрывало несколько сантиметров пыли. Он, должно быть, пролежал там очень долго.
– Ну-ка, посмотрим, что тут у нас, – отец Чарли щелкнул застежкой с одной стороны ящика, и он раскрылся, как книга, на две половины, соединенные петлями.
Присев на корточки, Эндрю Лэрд в изумлении уставился на содержимое ящика. Он только и смог произнести:
– Ух ты!
Внутри коробки рядами стояли маленькие стеклянные бутылочки с аккуратно надписанными от руки этикетками. Их тут была по меньшей мере сотня. Эндрю Лэрд взял одну и встряхнул белый порошок внутри.
– «Цианид натрия», – прочитал он надпись.
– Цианид! – Джозефина ахнула: – Яд?
– Да, – подтвердил Эндрю Лэрд.
Он взял еще одну бутылочку с белым порошком. Эту он трясти не стал:
– «Нитрат аммония». Главный ингредиент некоторого вида бомб. И гляньте-ка сюда, это же просто поразительно. – Он указал на еще одну бутылочку, казалось бы, скучного белого порошка: – Это азид натрия. Я слышал о людях, случайно выливших это в канализацию. Вещество вступает в реакцию с металлическими трубами, и они взрываются. Я бы сказал, что большинство химических соединений в этих бутылках – довольно заурядные, но около десятка из них чрезвычайно опасны.
– Зачем кому-то прятать коробку с химическими веществами под половицей? – спросила Шарлотта.
– И с каких это пор ты так хорошо разбираешься в химии? – добавил Чарли. – Ты же преподаватель истории.
– Ну, если начать с менее оскорбительного вопроса, – я полагаю, что найдется миллион причин прятать нечто подобное под половицами. Будь у меня такая коллекция, я бы тоже не хотел, чтобы к ней кто-нибудь прикасался. И если быть до конца честным, мой дорогой мальчик, я не очень-то разбираюсь в химии. Но именно этот набор хорошо мне знаком – у моего дедушки такой был. Он доставал его и показывал мне, когда я приходил к нему в гости. Это действительно отличный набор – и на внутренней стороне есть штамп, который говорит, что он был сделан в Лондоне. Думаю, где-то в тридцатых годах двадцатого века.
– Значит, Альфред Кессог в свободное время любил проводить химические эксперименты? – Это не укладывалось у Чарли в голове.
– Он принадлежал не Альфреду Кессогу, – раздался голос из дверного проема, в котором стоял очень старый человек.
– О, здравствуйте, мистер Пайк, – приветствовала его Джозефина. – Позвольте мне представить вам профессора Эндрю Лэрда и его сына Чарли. Эндрю работает в университете Сайпресс-Крик. Он любезно согласился приехать сюда сегодня и помочь нам разобраться с содержимым коробки. Эндрю и Чарли, это мистер Пайк. У него ферма чуть дальше по дороге.
– Я решил заскочить и попрощаться с этим старым бельмом на глазу, пока оно не превратилось в груду щебня, – объяснил мистер Пайк, пожимая руку отцу Чарли. – Это место полно воспоминаний. Не назвал бы их приятными, но в моем возрасте, полагаю, нужно радоваться любым.
– Означает ли это, что вы знали Альфреда Кессога? – спросил Эндрю Лэрд.
– Разумеется. Самый сварливый старый болван, какого я встречал в жизни.
– Вы сказали, что химический набор, который здесь нашли, принадлежал не ему? – Чарли не терпелось разгадать тайну. – Но его фамилия стоит на коробке. И я думал, что он жил в этом замке в одиночестве.
– Нет, – сказал мистер Пайк. – Полагаю, в округе я один настолько стар, чтобы помнить те дни. Альфред Кессог был жалким старым отшельником, и его единственным хобби были встречи с адвокатами и поиск способов усложнить жизнь другим людям. Эта коробка принадлежала не ему – нет. Она принадлежала девочкам.
– Они приехали в Орвилл-Фолс примерно в тысяча девятьсот тридцать девятом, – начал старик свой рассказ. – Мы с братом называли их известочницами[2].
– Это сленговое слово, которым американцы обзывают англичан, – объяснил отец Чарли. – Считается довольно невежливым.
Мистер Пайк фыркнул:
– Может, и так, но остальные-то в городе и вовсе бесятами их прозвали. Их было две – с виду настоящие милашки, как сейчас помню. Всегда вместе – так трогательно. Ботинки без царапинки, юбки без пятнышка. Что было чертовски удивительно – ведь они все время попадали в неприятности.
Эндрю Лэрд рассмеялся – мысль о двух чопорных маленьких девочках, сеющих хаос в Орвилл-Фолс, казалась ему нелепой. Он ничего не знал об ИКК и ИНК.
– Какие неприятности? – В отличие от отца, Чарли был абсолютно серьезен.
– Всевозможные, – ответил старик. – За девочками никто не присматривал, а их странный дядюшка не разрешал им ходить в школу и никого не приглашал в гости. Непохоже, что им нравилось в Орвилл-Фолс. Думаю, они хотели натворить достаточно бед, чтобы их отослали домой.
– Куда домой? – уточнила Джозефина. – Похоже, этот химический набор сделан в Лондоне. Они приехали оттуда?
Старик пожал плечами:
– Точно не помню. Они могли приехать из любого места Британии. Тогда ведь была война, помните? Вторая мировая война. Враги Британии сбрасывали бомбы по всей стране, так что многие семьи отправляли детей сюда. Здесь, в Америке, было безопаснее, чем на родине, где небо взрывалось всякий раз, стоило на него посмотреть.