– Что происходит, Оноре?

Голос принадлежал только что появившемуся в прихожей немолодому седовласому господину с бородкой и усами, напоминавшими об императоре Наполеоне III, чье царствование закончилось более четверти века тому назад. Взгляд бесцветных старческих глаз скользнул по лицу баронессы и переместился на капитана, который напыжился и взял под мышку свою трость.

– Господин граф, капитан Уортингтон и баронесса Корф настаивают на том, чтобы видеть вас, – почтительно ответил слуга.

– Хорошо, Оноре, впустите их.

И, не сказав более ни слова, хозяин дома скрылся в дверях гостиной. Амалия собиралась возразить против того, чтобы ее объединяли с капитаном Уортингтоном, и уточнить, что она явилась сюда сама по себе, но тут ей в голову пришла другая мысль.

Гостиная, в которой граф де Ранси ждал своих посетителей, не заигрывала с современностью и не пыталась удивить подчеркнутой старомодностью. Добротная мебель, ковры, камин, на стене картина, изображающая девочку с собакой, – ничего кричащего, ничего, в сущности, особенного, но тем не менее ощущалось, что это естественная оправа для человека, не лишенного вкуса и, пожалуй, характера. По некоторым книгам, которые попали в поле зрения Амалии, она заключила, что хозяин дома предпочитает хорошую французскую прозу восемнадцатого века.

Граф де Ранси предложил гостям сесть и объяснил, что из-за не вполне хорошего самочувствия не собирался сегодня никого принимать. Однако он готов войти в положение мсье капитана, который потерял своего брата, и ответить на его вопросы. Что же касается госпожи баронессы…

– Господин граф, капитан Уортингтон не вполне владеет французским языком, поэтому я буду переводить то, что вы скажете, – объявила Амалия, лучась улыбкой.

– Я не владею французским языком? – удивился капитан.

– Ну разумеется, – ответила баронесса Корф, посылая ему предостерегающий взгляд.

– Ах да, в самом деле. – Капитан приосанился и выпятил подбородок. Граф де Ранси едва заметно поморщился и отвел глаза. Вообще, хотя хозяин дома держался крайне учтиво, в его тоне чувствовался легкий холодок, и по тому, как граф смотрел на Амалию, она заключила, что его, пожалуй, предупредили о том, кем она является. Что же касается капитана Уортингтона, то было очевидно, что он не внушает хозяину дома особой симпатии – но, как аристократ и человек воспитанный, граф выдавал свое отношение только крайне незначительными изменениями мимики, на которые наблюдатель менее тренированный, чем баронесса Корф, даже не обратил бы внимания.

– Прежде всего позвольте мне заметить, что дуэль состоялась строго в рамках правил, – проговорил хозяин дома. – Лично я и лейтенант Форже готовы засвидетельствовать это кому угодно, и, насколько мне известно, секунданты господина полковника также с нами согласны.

Капитан набрал воздуха в грудь, и по выражению его лица Амалия поняла, что он готов разразиться негодующей тирадой.

– Простите, сэр, но мой брат… стреляя так, как он стрелял! И виконт… этот мозгляк… который впервые в жизни взял в руки оружие! Черт побери! Я не позволю морочить себе голову! Я доберусь до истины!

В таком духе капитан говорил несколько минут кряду. Когда он наконец умолк, Амалия очаровательно улыбнулась и перевела:

– У господина капитана имеются некоторые сомнения в том, что дуэль была честной.

– Для подобных сомнений нет ни малейшего основания, – все тем же ровным, рассудительным голосом отозвался граф. – Мне жаль капитана Уортингтона, я искренне сочувствую его потере. Возможно, его брату не стоило бы… э… столь категорично высказывать свое мнение о французской опере.

У Амалии мелькнула мысль, что с человеком, который столь невозмутимо выдает такие шпильки, надо держать ухо востро. Она внимательно посмотрела на своего собеседника, но перед ней был все тот же безупречно воспитанный, учтивый, немолодой господин, который вроде бы не таил в себе никакой загадки и казался – в своем роде – простым и вполне предсказуемым.

«Щучья холера, да ведь это человек-крепость, – неожиданно поняла Амалия. – Снаружи любезность и ничего, кроме нее, но… попробуй заставь его сказать хоть слово сверх того, что он изначально намерен тебе сообщить. Скорее всего, не просто так его выбрали секундантом… именно его…».

– Скажите, господин граф, вам часто доводилось выступать секундантом? – спросила она вслух.

– Я присутствовал на трех дуэлях, – последовал исполненный достоинства ответ.

– И последняя была еще во времена императора, не так ли? – Перед тем как нанести графу визит, Амалия озаботилась тем, чтобы по максимуму выяснить подробности его биографии.

– Отдаю должное вашей осведомленности, сударыня. – Хозяин дома улыбнулся каким-то своим мыслям. – Признаюсь, я считал, что давно покончил с дуэлями, и именно поэтому не спешил с согласием, когда мой внучатый племянник попросил меня быть его секундантом. Однако Пьер был настойчив, и, в конце концов, я уступил.

– Кто готовил вашего племянника, виконта де Ботранше, к дуэли?

– Я. И господин лейтенант. Правилами это не запрещается.

Капитан шумно вздохнул и заерзал на месте. Ему очень хотелось вмешаться, но Амалия вовсе не собиралась предоставлять ему такую возможность – по крайней мере, пока.

– Скажите, господин граф, кто именно подал виконту мысль стрелять первым?

– Я, представьте, – с легкой иронией отозвался хозяин дома. – Лейтенант Форже поддержал меня – он тоже считал, что для Пьера это будет единственный шанс. По правде говоря, моего племянника нелегко было уговорить – он никак не мог поверить, что его будут убивать всерьез.

– Что ж, получается, вас можно поздравить: ваша тактика оправдала себя.

Граф пожал плечами.

– Должен заметить, сударыня, что в делах, подобных этому, правильно выбранной тактики мало. Куда большее значение имеет ее исполнение.

– О чем он говорит? – не удержавшись, просипел капитан Уортингтон по-английски.

– Я вам потом объясню, – отозвалась Амалия и вновь повернулась к графу. – Что произошло во время дуэли?

– Пьер выстрелил, его противник упал. На этом дуэль закончилась.

– Вы видели момент выстрела?

– Разумеется.

– А один из свидетелей уверяет, что вы закрыли глаза, когда прозвучала команда сходиться. Почему?

Граф нахмурился.

– Должен признаться, сударыня, я не понимаю вашего вопроса…

– Все очень просто: если вы закрыли глаза, вы не могли видеть момент выстрела. Не так ли?

– Да, я закрыл глаза, – медленно проговорил граф. – Вам угодно знать причину? Вот она: я был почти уверен, что Пьер замешкается, или не станет стрелять, или противник его опередит… Я… я просто не хотел видеть, как убивают моего родственника.