Францев. — Потому что вкусные морсы варишь? А почему вдруг Мэри?

— Мэри Морстен — это невеста, а потом жена доктора Ватсона. Я почему так решила назваться: Кудеяров — это Шерлок Холмс, ты — доктор Ватсон, а я твоя жена. Логично?

— Типа того, — согласился Николай, — в чате покопаться стоило бы, только там все под какими-то кличками: Фиалки, БЗД корпорейшен какой-то.

— БЗД интер тайн нет, — улыбнулась Лена, — это кинопродюсер Борис Захарович Дорофеев. Фиалка — это Кристина Коротких. Она действительно в разводе и очень хочет снова замуж. Ей пятьдесят один, но выглядит она моложе — на сорок пять, а при знакомстве говорит мужчинам, что ей тридцать семь. Мужчины не верят и считают, что она врет постоянно. Неужели она тебе понравилась?

— За кого ты меня принимаешь? — поспешил успокоить жену участковый. — А вообще есть ли в этом чате хоть какая-нибудь полезная и нужная информация? Я вчера начал все читать, и голова пошла кругом.

— Чат очень популярен, — подтвердила Лена, — у нас в поселке сотня домов, а участников чата три с половиной сотни. Здесь не только наши жители, но еще и из Ветрогорска, да еще пролезли какие-то поклонники, вернее поклонницы Вадима Каткова. Он в нашем чате новые стихи и песни выкладывает, видео с гастролей.

— Оборванцев там есть?

— Это который из мэрии? — переспросила Лена, как будто в поселке мог жить кто-то другой с такой же замечательной фамилией. — Не знаю точно, но, скорее всего, нет. Но его жена присутствует, и причем очень активная участница. Она всем известна как «Глас вопиющего», но почти все ее называют «Глаз в опе». Она выкладывает посты о том, как трудно властям, когда нет поддержки от населения, и как хорошо мы заживем, если поддержка будет. А вообще она Беата Курицына.

— С такой фамилией она еще и Беата? — удивился Николай.

— А что, Беата Оборванцева лучше, по-твоему?

Францев не ответил, потому что вдруг вспомнил.

Он стал надевать куртку, но не выдержал.

— За всю жизнь я встречал только одно существо с таким именем. В нашей школе работала уборщица Беата, жила в соседнем с нами доме, до истерики ненавидела меня и мою семью. Вряд ли это она, потому что ей сейчас лет семьдесят пять, если не больше. Хотя медицина творит чудеса.

— А почему она тебя ненавидела? — тихо поинтересовалась Лена.

— Мой отец погиб, когда пытался остановить бандитов, расстрелявших инкассаторов возле банка. А потом выяснилось, что одна из работниц банка была хорошей знакомой главаря. Ничего не доказали, но ее уволили из банка с волчьим билетом, и единственная работа, на которую ее взяли, — убираться в школе. Но она недолго была…

— Эта Беата другая, — тихо произнесла Лена, — этой лет сорок, а может, и того меньше.

— Бог с ними обеими, — махнул рукой Францев, — мне на работу пора.

Глава девятая

У дверей с табличкой «Участковый инспектор полиции подполковник Францев Н. С.» топталась немолодая женщина и рассматривала расписание приемных часов. Он подошел, поздоровался и спросил:

— У вас ко мне вопросы, гражданка Сидорова?

— Я не Сидорова, а Степанова, — почему-то шепотом ответила бабка, — вопросов у меня к вам, товарищ участковый, нет, но есть дело.

Она оглянулась, замолчала, дождалась, когда Францев откроет дверь, пропустит ее внутрь, войдет сам, и только тогда продолжила.

— Вам уже сообщили, что у нас еще одно убийство?

— Где? Когда? Кого убили? — поинтересовался Николай, снимая куртку.

— Так мужика из поселка «Ингрия», — начала рассказывать Степанова, — я с утра на рынок пришла, мне и сказали. Мол, тот самый, кто мои грибы хаял.

— Так, по порядку рассказывайте, кто вам сообщил и о чем?

— Сообщила Марина Незамерзайка на рынке, сегодня утром, полчаса назад. Я как узнала, так сразу сюда…

— И что хотите сообщить органам дознания?

— Я-то? — переспросила бабка.

— Ну не я же, — вздохнул Францев.

— Этим летом этот мужик подошел ко мне на рынке, то есть не ко мне лично, а к прилавку, за которым продают грибы. И я там сидела. А там стояла одна женщина. И он сразу к ней и стал мои грибы хаять, такие-сякие, мол, типа того, что ядовитые.

— Вот только лишнего не наговаривайте: этим вы только запутываете следствие. Убитый позавчера гражданин Дробышев назвал ваши грибы сморчками, а про то, что они ядовитые, ни слова не сказал.

— Органы и про это знают? — удивилась бабка.

— Органы оснащены самым современным оборудованием и техникой, а потому знают все или почти все: и про ваши грибы, и про то, кто царапает гвоздем машины ваших соседей, которые они оставляют под окнами.

— Это дети своими велосипедами, — быстро ответила Степанова и зачем-то перекрестилась.

— Ладно, машинами и велосипедами займемся чуть позже. А мы с вами вернемся к основному вопросу. Про грибы рассказали, а дальше-то что? — поторопил ее Николай.

— Дальше он ушел с той женщиной. А я смотрю, потом он с другой начал. Пригляделась, а эта, с которой он тоже тыр-пыр, — мошенница известная. Из банды мошенников. Как я ее опознала, грибы бросила и стала подкрадываться, чтобы узнать, о чем они там судачат. А она, то есть эта мошенница, как меня заметила, сразу стала уходить. Села в свой лимузин и укатила.

— Давайте по порядку. Откуда знаете убитого?

— Так мне Незамерзайка сказала, что убили Эдуарда из коттеджного поселка, на которого горбатится Сашка Сорокин, и она сказала, что это тот самый Эдуард, который мои грибы сморчками обозвал. Я все сопоставила и мошенницу эту сразу все вычислила.

— Как мошенницу зовут, откуда вы ее знаете?

— Как зовут, не помню, а может, не знала. Но она тогда девчонкой была — ей лет двенадцать было. Она с бантиками в очереди стояла, а мы дураки свои кровные туда несли.

Францев вздохнул и выдохнул, понимая, что это затянется надолго.

— Это было четверть века назад, когда я отнесла деньги в пирамиду, — поспешила успокоить его посетительница. — Все несли, и я понесла. Это в городе было. Я, конечно, колебалась сильно: ведь последнее отдать решилась. А там школьница с бантиками тоже стоит в очереди и говорит, что уже не в первый раз приходит деньги сдавать. Будто бы ей мама однажды выделила деньги на «Макдоналдс», а она не стала есть бургеры, а отнесла их, в смысле деньги, сюда и через месяц получила в три раза больше. Вот так и носит. И теперь, то есть тогда, когда она нас всех в очереди убеждала, у нее накопился целый миллион рублей.

— Миллион? — не поверил Николай. И вспомнил: — Ну да,