из наиболее крупных работ, изданных во второй половине 40-х гг., были мемуары бывшего английского шпиона Ф. Бейли. Его книга «Миссия в Ташкент», являвшаяся одной из первых послевоенных попыток фальсификации истории гражданской войны в Туркестане, содержит много данных, которые могут быть использованы советской историографией для разоблачения роли агрессивного английского империализма в Средней Азии.

Для Бейли характерно преувеличение значения бывших военнопленных немцев, австрийцев, венгров — бойцов Красной Армии в установлении Советской власти в Ташкенте, Коканде, других городах Средней Азии, в разгроме контрреволюционных сил, и в том числе басмаческих банд[234]. Он привел косвенные сведения о своих связях с басмачами, дал характеристику главарям басмачества: Иргашу и др.[235]

Советские историки в начале 70-х гг. опубликовали секретный документ Бейли «Отчет о Кашгарской миссии, 1918–1920 гг.», обнаруженный в индийском Национальном архиве в фонде Особого бюро расследований, созданного британскими колониальными властями для борьбы с проникновением в Индию идей Октябрьской революции[236]. Автор отчета, во многом дополняя свою книгу, более явственно подчеркнул организующую, вдохновляющую роль международного империализма, прежде всего Великобритании и США, в широком развертывании басмачества.

В 40-е гг. реакционная буржуазная историография (А. Валидов, Ф. Бейли и др.) продолжала трактовать басмачество как национально-освободительную войну, а басмаческих главарей — как «национальных героев». Исследования, в которых затрагивались проблемы басмачества, принадлежали перу как профессиональных историков (Мандель, Шуман), так и бывших националистических лидеров, участников антисоветской интервенции в Туркестане (А. Валидов (Тоган), Ф. Бейли). Это наложило отпечаток на изложенную в них оценку событий 1917–1920 гг. в Советском Туркестане: откровенно враждебная, фальсификаторская позиция ярых противников, более объективная — буржуазнолиберальных авторов.

В целом буржуазная историография 40-х гг. осталась на позициях ранее выработанных основных антикоммунистических версий басмачества. Эти концепции получили дальнейшее развитие и были наиболее полно представлены в работах таких советологов в 50-х гг., как Р. Пайпс, А. Парк, С. Зеньковский.

В 50-е гг. интерес буржуазной историографии к басмачеству определялся ростом национально-освободительного движения, началом крушения колониальной системы.

Для буржуазной историографии 50-х гг. по проблемам Средней Азии было характерно то, что преобладающим видом исследовательских работ становятся монографии. Статьи в периодических изданиях принадлежали перу профессиональных историков.

В подавляющем большинстве труды буржуазных историков этих лет носили открыто фальсификаторский, антикоммунистический характер.

В те годы несколько изменяется источниковая база исследований буржуазных авторов по истории Советской Средней Азии: помимо белогвардейских, белоэмигрантских источников привлекаются и труды советских историков. Это позволило Р. Пайпсу, А. Парку затронуть такие ранее не изученные в буржуазной историографии аспекты классовой борьбы в Средней Азии, как национально-государственное размежевание, образование советских среднеазиатских республик, создание и деятельность Турккомиссии и т. д. «Советологи» использовали в основном труды советских ученых, изданные в 20-е гг. Так, Г. Хидоятов указывает, что в работе Р. Пайпса «Образование СССР» (1954 г.) в главе, посвященной Октябрьской революции «на мусульманских территориях», по выражению американского автора, из 122 ссылок свыше 100 приходится на долю советских изданий, причем подавляющее большинство их относится к периоду 20-х гг.[237] Все это делается для того, чтобы более «научно» фальсифицировать Октябрьскую революцию, гражданскую войну, мирное строительство социализма в Средней Азии.

Аналогичным приемом пользуется и Б. Хаит. Так, в работе «Некоторые проблемы современной истории Туркестана»[238] объемом менее 100 страниц 88 сносок, более 60 из них сочинены автором или искажены[239]. В советской исторической литературе, как уже отмечалось, сделан подробный анализ этого «труда» Хаита, мы только укажем, что все в нем подчинено одной задаче — создать превратное, неправильное представление об Октябрьской революции, ее значении для народов бывших колониальных окраин царской России.

Среди изданий, вышедших в 50-е гг., наиболее крупными работами, в которых с антикоммунистических позиций впервые в буржуазной историографии освещался большой круг вопросов по истории социализма в Средней Азии, включая и басмачество, были книги О. Кэроу (Великобритания) «Советская империя»; Р. Пайпса (США) «Образование Советского Союза: Коммунизм и национализм, 1917–1923»[240]; У. Коларза (Великобритания) «Россия и ее колонии» (выходила тремя изданйями в 1953–1955 гг.); Б. Хаита (ФРГ) «Туркестан в XX веке»; В. Монтея (Франция) «Советские мусульмане»; А. Парка (США) «Большевизм в Туркестане, 1917–1927» и др.[241] Специально проблемам басмачества была посвящена статья анонимного автора в лондонском журнале «Среднеазиатское обозрение»: «Басмачи: среднеазиатское движение сопротивления, 1918–1924»[242].

В этих работах и «исследованиях» других «советологов» фальсификация истории басмачества основывалась на «толкованиях» ленинской теории социалистической революции, характера Великой Октябрьской социалистической революции.

Рассматривая басмачество как «национальную войну против Советской власти», Парк, Хаит, ряд других буржуазных авторов проповедовали тезис о том, что в местной деревне главными были не классовые противоречия между байством и беднотой, а национальные — между дехканством в целом и русским переселенческим крестьянством.

Так, Б. Хаит в своей книге «Туркестан в XX столетии» выдвинул концепцию «единого классового общества» в Туркестане накануне Октября, подхваченную американским историком А. Парком. В Туркестане до Октябрьской революции было, по утверждению Хаита, не только классовое единение, но и социальное благополучие. Изобретается даже особый термин для обозначения этого обетованного рая — «исламская демократия». Его не смущало, очевидно, то, что Среднюю Азию потрясали социальные и классовые конфликты, а ее народы в 1905 и 1916 гг. участвовали в революционной, национально-освободительной борьбе[243].

Одним из самых «сильных доводов» Б. Хаита является утверждение о том, что народы Туркестана до Октября якобы имели свой особый путь развития, отличавшийся даже от путей развития других народов Востока, и что здесь не было деления на классы. «Тюркский народ, — читаем мы в его книге, — отличался от народов других исламских стран тем, что здесь во многих областях исчезла бедность». Хаит прямо писал, что «туркестанский народ… образовывал бесклассовое общество на основе ислама»[244]. Формулировка о «без— бедности» дехканства Туркестана понадобилась автору для перехода к националистической идее о бесклассовости народов Средней Азии, выступавших якобы единым фронтом против социалистической революции. Однако данные, приведенные Б. Хаитом для подтверждения «безбедности» и «бесклассовости» народов Туркестана на примере Ферганской долины, были опровергнуты другим «туркестановедом» — американским историком Парком, приведшим ряд фактов социального расслоения Ферганы[245]. Тем не менее А. Парк вслед за Б. Хаитом утверждал, будто после победы социалистической революции коренное население Туркестана, внутри которого не было никакой классовой дифференциации и которое состояло, следовательно, из монолитного бесклассового мусульманского общества, выступило единым фронтом против большевистской партии[246]. Основной прием, которым пользовался Парк, состоял в том, что некоторые ошибки партийного и советского руководства края он выдавал за политическую линию Коммунистической партии в национальном вопросе. С этих позиций рассматривалась им и сущность