был пуст и безбрежен. Не было люда, не было зверя, и Богов, что над нами, средь нас и под нами Богов тоже не было.

Михаил слушал, затаив собственное дыхание. Что Навь хотела рассказать Голове? Но, как видно, старик оказался заинтригован. Он не ожидал услышать такого, ведь скитальцы приносили новости лишь из реального мира.

— Что же было тогда, если не было ничего? — облизнув губы, старик покосился на священный котёл.

— Лишь яйцо цвета альта — златое яйцо. Внутри него сокрыт Род-прародитель – начало начал и основа основ. И родил Род Ладу-любовь – силу, что незаточима. И вырвался Род из яйца разбив золото, осветил мир звёздами, сотворил океян-море. Из лица своего родил солнце, а из груди своей выпустил месяц, дыханьем своим закружил ветры и бури. Обернулся Род соколом и взял по правое крыло день ясный, а по левое крыло — ночь тёмную. И полетел над морем-океяном, путь впереди выбирая. Держал дневной сокол едино зерно, а сокол ночи – ком землицы сухой. Вот обронил чёрный сокол ком в море, обернулся селезнем и нырнул в глубины, дабы землю вознесть. Поднялась земля островом Бури, где сошлись ветры и грозы ревущие. Светлый сокол обронил в ту землю зерно своё, и поднялось ветвями могучее дерево. Воссел на нём Род и сотворил сына – могучего Сварога. В мудрости и силе своей увидал Сварог, что прячет селезень в клюве камень волшебный. Произнёс Сварог слово заветное и начал расти тот камень, пока не смог селезень его более в клюве держать. Упал бел-горюч камень Алатырь на сыру землю. Взял Сварог молот волшебный и ударил по тому камню. Рождались от каждой искры выбитой Сварогом новые Боги-Сварожичи. Средь коих в жарком мареве родился и сам огненный Бог Семаргл…

Анюта вдруг прервалась и многозначительно взглянула на котёл. В его топке с гулом билось багровое пламя. Голова проследил за её взглядом и беспокойно заёрзал. Невыносимая жара туманила людской рассудок, заставляла видеть наяву то, о чём говорила охотница. Алые руны, начертанные на стенах, переплелись в картину сотворения мира. Должно быть в этом месте старик действительно легко впадал в транс, а любой чувствовал себя одурманенным. Каждое слово в жаре воспринималось легко и проникало виденьями в затуманенный разум.

— Расскажи больше! Больше об огне – о Великом Жаре! — начал просить Голова.

— Явился Бог огня Семаргл в вихре пламени – самом чистом и другое всеочищающем. Ехал он на златогривом коне серебряной масти, и где конь тот ступал – всюду выжженный след оставался. Но селезень-ночь породил тогда Великого Чёрного Змия, который удумал силу и славу Сварога себе отобрать. Ударил Чёрный Змий по бел-горюч камню, и полетели от него чёрные искры, родившие нечисть и всех злых духов. Схлестнулся тогда Огнебог со Змием, и разыгралась долгая битва. Но не хватало сил у Семаргла одному одолеть Змия и всю нечисть им порожденную. Попросил он тогда помощи у отца своего – предка Сварога, и одолели они Змия вместе. Запрягли Змия в великий плуг и распахали мир на три части: Правь, Явь и Навь. Правь для чистых духов и благородных предков наших, Явь для живущих сейчас, а Навь – буде миром подземных душ, самых тёмных и злобных при жизни. Когда от Богов люд произошёл, Семаргл даровал им Великий Жар, что спасает от Долгой Зимы и укрепляет стены наших домов. Такой мой сказ о том, как было рождено всё сущее, как запылал огонь в наших топках. Доволен ли ты, Голова, поражен ли в самое сердце?

— Доволен, — сглотнув, отозвался старик. — Поражён. А что стало после со Змеем? Когда на нем мир был распахан, что с ним сделали?

На губах Анюты мелькнула улыбка. Медленно одев капюшон, она договорила:

— А Змий тот и доселе рядом. Серым пламенем дышит, ищет огонь, сгубивший его. Лютой смертью ползёт он на брюхе с восточных весей. Сотней тысяч голов смотрит к западу. Не сбережёшься, не уйдёшь с пути его — сам погибнешь, и весь род твой погибнет.

Закончив свой сказ, Анюта вернулась обратно к скитальцам. Голова тут же требовательно замахал Михаилу рукой, подзывая поближе. Из марева выступили два опричника, среди которых был и Григорий. После услышанного привратник смотрел на знакомого так, словно видел впервые. Михаил подошёл к Голове под охраной, и старик сразу вцепился в его рукав крючковатыми пальцами.

— Бери всё что хочешь за девушку! Оставь её мне – жрицей сделаю! Она всё знает, всё! Долгими Зимами на любой вопрос людям ответит, все знаки объяснит, все руны укажет! Не даст никому взбунтоваться, всех околдует! Когда я умру – сама здесь править будет, чего хочешь за неё проси!

Сказалец бы не оставил Анюту, даже если бы Голова предложил вернуть прежний мир с Тёплым Летом. Дело было не в Нави – Михаил знал, какой-такой «Змий» наползает с востока. Но даже не будь Серой орды, он бы не отдал девушку и за все сокровища Блока. Страх и алчность жуткого старика рождали в нём наивысшее омерзение.

— Она не останется, сама не захочет. Сдержи своё слово, Голова, нельзя её злить. Ты же видишь – девчонка сильна и знает богов. Будешь насильничать, не выпустишь нас — пожалеешь.

Посмотрев в глаза старика, Михаил приметил, как тухнут в них искры надежды. Поджав губы, Голова засопел – решение принималось не просто. Суеверия, коими он опутывал людей Блока, на этот раз сами схватили за горло. Он верил в них, ибо без этой веры был простым упырём, который уютно устроился в тёплом местечке – тираном, поработившим тысячи отчаянных душ. Бог, коим мнил себя дряблый старик не мог посягнуть на несущую слово богов. Народ не поймёт.

— Хорошо, — наконец проговорил Голова и со значением кивнул Григорию. Опричники отступили, угроза за спиной семьи скитальцев немного