Себя не похвалишь – никто тебя не похвалит.

Ноги Оксаны опущены в алюминиевый тазик с водой, на ручках которого закреплены крокодильчики небольшого трансформатора, подключенного к сети. Нажимаешь на кнопку – Оксану бьет током. Можно увеличить или уменьшить силу удара, контролируя ее специальной ручкой.

На мне военная спецовка «Горка-3» и балаклава.

Я сижу напротив Оксаны на таком же, как и у нее, стуле, только метрах в пяти от нее, и заканчиваю читать «Американского психопата» Брета Эллиса.

Рядом стоит трансформатор.

Книга мне абсолютно не нравится. Скорее всего, чтобы ее понять, мне нужно было вращаться в той среде, чтобы понимать так называемый черный юмор и сатиру автора. А без питательной среды… Опять же, среда…

Большинство психопатов в большинстве книг, которые мне попадались, оправдываются средой, как будто то, что они сделали, – это не их вина.

Родители их бросили, социум сломал, насилие добило, и вот они похищают девочек, чтобы срезать с них кожу и сшить себе женское тело. При этом они считают себя жертвами.

А я вот не жертва. У меня было отличное детство, и более любящих родителей никто не смог бы найти. Мне отлично давалась учеба, а суровые законы улиц обходили меня стороной. Возможно, наша семья была небогата, но мама и папа делали все, чтобы никто не чувствовал никаких лишений. В общем, среда – это бред.

Но я все же дочитаю «Американского психопата», что называется, для галочки. Календарик с котятами, который я использую как закладку, лежит у меня на колене.

Оксана открыла глаза и с ужасом уставилась на меня. Она знает, что от меня ничего хорошего ждать не приходится.

В первый раз мне пришлось ее медленно и методично избивать, в основном для фотографий, которые мне были просто необходимы.

Второй раз она пыталась звать на помощь и, как могла, громко шумела, поэтому пришлось слегка придушить ее пластиковым пакетом. Но мне не удалось правильно рассчитать время, и Оксана чуть-чуть не скончалась. Я-то без кислорода могу протянуть намного больше, это факт. Себя не похвалишь…

В общем, во второй раз мне с трудом удалось вырвать ее из состояния, близкого к клинической смерти. Errare humanum est – человеку свойственно ошибаться.

И вот теперь она очнулась и снова увидела меня.

– Привет! – говорю я. – Как твое самочувствие?

– Пожалуйста, – снова начинает хныкать она, – отпустите меня. Я никому ничего не скажу. Что вы хотите?

– Ты знаешь, что такое совесть? – спрашиваю я, а голос мой из-под балаклавы звучит глухо, сдавленно и внушает только страх. Я хочу, чтобы он внушал страх.

– Что? – она делает вид, что не понимает, и снова затягивает ту же песню: – Отпустите, пожалуйста. Ну что вы хотите от меня?

– Совесть! – говорю я. – Ты знаешь, что такое совесть?

– Пожалуйста, я не хочу…

Не дослушав, я нажимаю на кнопку трансформатора. Оксану выгибает в спазмах и некоторое время трясет. Я отпускаю кнопку, и ее тело, обмякнув, расползается по стулу, как будто она устраивается поудобнее для просмотра фильма приятным вечером под бутылочку вина.

Оксана в сознании, хоть и не понимает, что только что произошло. Это значит, сила удара рассчитана верно.

– Я тебя спрашиваю, – медленно и глухо произношу я, – ты знаешь, что такое совесть?

– Ког… ког… – неуверенно заикается девушка, – когда тебе стыдно за какие-то поступки?

– Близко, – говорю я. – Но ты описала стыд – это эмоция, которая возникает у человека, когда он осознает несоответствие своих поступков или своего поведения ценностям и нормам, заведенным в определенном обществе. Совесть – это нечто иное.

– Я нез… нез…

– Не знаешь? – перебиваю ее я. – В том-то и проблема. Ты не знаешь, что такое совесть. Поэтому ты здесь. Поэтому я здесь. И поэтому сейчас мы поиграем в игру, которая называется «уколы совести». Правила просты. Я задаю тебе вопрос, и в зависимости от твоего ответа ты или получаешь, или не получаешь разряд. Спрашивать, готова ты или нет, я не буду. Совесть задает свои вопросы неожиданно.

Оксана заерзала на стуле, пытаясь поподробнее разглядеть конструкцию из тазика с водой, проводов и генератора.

– Ты часто изменяла тем, с кем встречалась? – спрашиваю я.

– Нет, я никогда…

Я нажимаю кнопку. Оксану снова выворачивает в живописном спазме и некоторое время трясет. Отпускаю кнопку, и тело девушки пытается съехать по стулу вниз, но не может из-за поддерживающих его веревок и множественных слоев липкой ленты.

– Ах да, – говорю я, – предупреждаю. Совесть знает абсолютно всю правду.

– Зачем вы спрашиваете такие…

– Ты часто изменяла тем, с кем встречалась? – снова спрашиваю я.

– Да, – тихо произнесла девушка, но тут же встрепенулась, – но это потому, что…

Разряд тока прервал ее никчемные оправдания.

– Я не спрашиваю, почему ты это делала, – произношу я. – Мне кажется, что ты давно нашла для себя тысячу причин и оправдала себя две тысячи раз. Я просто прошу отвечать на мои вопросы.

За последующие пятнадцать минут покаяния мне больше ни разу не пришлось нажимать на кнопку трансформатора. Оксана абсолютно честно созналась во всем, что совершала, и отрицала то, чего не делала. Мне это понравилось, и поэтому было принято решение, что она заслужила и мое честное отношение к ней.

В тот момент, когда она по моему настоянию начала рассказывать очередную противную мне историю, связанную со мной же, я медленно тяну за самый верх черной балаклавы и в итоге снимаю ее с головы.

Оксана замирает на полуслове. Она просто не может поверить в то, что перед ней нахожусь я.

Такое просто никогда не могло прийти ей в голову. Это все равно что милый смешной котенок вдруг бросился бы на человека, сбил его с ног, разорвал клыками горло и, ухватив поудобнее фонтанирующее кровью и еще трепыхающееся тело, потащил бы его в темный сырой подвал, где стал бы с утробным рыком пожирать.

– Мне тоже жаль, – говорю я, – но теперь у меня нет другого выхода.

Глядя в ее глаза, я вспоминал, как