могли понять, на что. Оказалось — на всё. Сладкое, алое, цитрусовое. Пыль, химия, солнечный свет. Вечно ходил опухший, красный и весь в корочках. Мать считала меня уродом. И била.

В общине, к которой принадлежала мать Ынбёль, бить детей считалось нормальной практикой. Даже благородной, ведь дьявол не станет подписывать контракт с ребёнком, чьё тело разгромлено. Но в случае с Ынбёль мать действовала иначе — вечные, вечные молитвы, которые Ынбёль надеялась скоро забыть, но пока вспоминала как по часам. Ынбёль не сомневалась в любви мамы, просто считала, что лучше бы она её и не любила вовсе — как сейчас. У Эша ситуация была явно иная.

— Я так и умер. От пыльцы, что ли. Это было прошлой весной. Меня Джеб нашёл. Забавно, правда?

— Крис… То есть Верховный… Сказал, что для тебя это всё — как второй шанс.

— Я знал, что умру. И не хотел этого. Как ты и как Лекси. Так что да — это самый настоящий второй шанс, который я не отдам. А теперь замолчи и садись сюда.

Ынбёль на миг подумала, что ковен — это кучка детей, которые просто умерли.

Эш первым опустился на пол и начал доставать зеркала. У него их было много: одно он носил на шее как кулон, несколько были раскиданы по карманам. В рюкзаке, который всегда был при нём, тоже оказался мешочек с зеркалами в рубиновых рамках.

— Протри, — велел он, придирчиво осмотрев то, что достал из кармана куртки.

О магии Ынбёль успела узнать вот что: она была чертовски сложной штукой. Для одних заклинаний требовалось особое положение рук (чаще — пальцев), для других — ещё и слова. Иногда нужны были символы на руках: Лекси рисовала их фиолетовой подводкой или блестящими ручками, Перси предпочитал уголь, остальные использовали маркеры. Ынбёль не нравилось оттирать от кожи чернила, поэтому она пообещала себе купить цветные мелки.

Иногда символы надо было рисовать на полу, стене или зеркале. Иногда надо было растереть траву, зажечь благовония или пустить себе кровь. Последних заклинаний Ынбёль в действии пока не видела: магия крови была сильнее и опаснее прочих.

Иногда надо было сидеть неподвижно, иногда крутиться вокруг себя или заклинаемого объекта. В простых заклинаниях, как и говорила Лекси, было больше условностей, зато они были безопасными. Чем сложнее было заклинание, тем больше было допущений, но и риск от неправильного использования был выше.

Любая ведьма без проблем справлялась со своей магией. Перси, чтобы зажечь свечу, достаточно было просто моргнуть. Лекси шептала слова, соединяя подушечки большого и указательного пальцев. Зато Лекси без проблем меняла вид вещей одной силой мысли, остальным для этого надо было расписать руки до самых локтей.

Эш был предсказателем. Его магии Ынбёль хотела обучиться особенно сильно, хотя Эр-Джей сразу посоветовал на многое не надеяться: Эш в будущее не просто заглядывал, он в нём жил. Научить такому было нереально, особенно так, чтобы предсказания были точными. Поэтому сейчас Ынбёль ощутила тревогу и радость одновременно.

— Зачем нам столько? — робко спросила Ынбёль, но зеркало послушно протёрла рукавом рубахи.

— А как ты собираешься смотреть в будущее? — Эш взглянул на неё исподлобья.

Ынбёль поёжилась. Иногда ей казалось, что она задаёт слишком глупые вопросы, но она почему-то никак не могла научиться отличать вопросы глупые от неглупых.

И правда. Как ещё смотреть в будущее? «Свет мой зеркальце скажи» и всё такое.

— Но зачем… Столько? — всё же решила не сдаваться Ынбёль.

Эш вздохнул.

— В этом лучше видно погоду, — он указал пальцем на овальное зеркало размером с ладонь, — а в этом — дела ковена, — это он про зеркало-кулон.

Ынбёль это показалось странным. Разве может размер зеркала влиять на предсказание будущего?

Тут либо строго одно какое-то, либо вообще любое.

— Руку дай, — велел Эш, достал из ботинка чёрный маркер и начал выводить руны на её запястье. — Не шевелись. Испортишь.

Он закончил с символами. Зеркала лежали полукругом.

— Вообще мне и зеркала не нужны, — пробубнил Эш, — просто так легче. Понимаешь?

Ынбёль не понимала, но помнила, что рассказывал Верховный. Их магии никто не учил. Даже свои дары они раскрывали сами — и сами же пытались разобраться, как ими пользоваться.

— Ты управляешь тем, что уже было. Просто умерло. А я пытаюсь заглянуть в то, чего ещё не существовало. Так что замолчи.

Ынбёль и не собиралась ничего говорить.

Эш пробубнил заклинание, и Ынбёль отметила, что пока что он был единственным, кто не зачитывал его с бумажки.

— Я для тебя произношу. Давай повторяй, — требовательно произнёс он.

Зеркала засияли на мгновение и погасли.

— Теперь смотри, — пояснил Эш и сам опустил взгляд.

Ничего не происходило. Ынбёль пыталась сконцентрироваться. Пыталась думать о том, что хочет увидеть. Пыталась представить, каково это — заглядывать в будущее. Но зеркала не отзывались.

Ынбёль не удержалась и взяла в руки то, что было овальным и самым подозрительным. Покрутила его. Смахнула осевшую пылинку.

И увидела в отражении Лекси.

Та стояла прямо за Ынбёль, но смотрела почему-то на Перси, который подошёл к ней вплотную.

Лекси, наполовину раздетая, улыбнулась и уткнулась носом Перси в плечо. Тот бережно коснулся её чёрно-белой макушки, сложив пряди в сердце, а затем приподнял за талию и усадил на тумбу. Они поцеловались.

До Ынбёль дошло, что ей на это лучше не смотреть. Потом — что на самом деле за ней нет никакой Лекси. Она положила зеркало обратно на ковёр, на всякий случай перевернув его стеклом вниз.

— Что ты увидела? — спросил Эш.

— Дождь. Завтра пойдёт, — моргнув, соврала Ынбёль.

— Ясно, — кивнул Эш, — я видел, что ты соврёшь. Выметайся, мне пора работать.

— Можно последний вопрос? — робко уточнила Ынбёль.

Эш посмотрел в зеркало-кулон.

— Лучше спроси сначала у Лекси с Перси. Мой ответ будет не так показателен, а тебе надо разобраться с этим как можно быстрее.

Собрав зеркала, он шагнул в другую темноту, более холодную, более проклятую. Эш не предложил Ынбёль пойти следом.

И снова эта проблема: одиночество в коридорах. Прежде, чем невидимые звери выросли из-под ковролина и принялись трапезничать, чьи-то руки загребли Ынбёль. Умыкнули, вытащили на свет.

— Ты идёшь с нами, — пропела Лекси. Она нацепила удачную улыбку, заменив солнце. — Будем делать обычные вещи и влюбляться.

Перси нехорошо блеснул щеками.

— В кого ты собралась влюбляться?

— В май.

— Сейчас не май.

— Да? Тогда во что-нибудь глазированное. Или цветное. Или в тебя, снова и снова в тебя.

Перси такой ответ удовлетворил.

До площади они добрались быстро, но Ынбёль всё равно успела подумать,