– Если бы! – Тамара заметно оживилась, оставив на время кисти рук лежать расслабленными на пухлых коленках, обтянутых дорогой тканью узкой юбки. – Она, когда узнала, ничего умнее не придумала, как переспать с любовником матери.

Оп-па!!! Вот это номер! Мама с дочкой влюбились в одного плейбоя и принялись рвать его на части? В конце концов кто-то из них победил и…

Кто же победил? Дочка? Судя по всему, да, раз мама пропала.

«Так, Дмитриев, тихо! – приказал он себе. – Прекрати фантазировать и форсировать события. Это же не любимый мамин сериал, финал которого она просит угадать, а работа!»

– Волина знала об этом?

– Об их романе? – уточнила Тамара и нервно облизнула губы, а взгляд ее тут же стал лживым-лживым. – Конечно, знала! Тут разве что-то утаишь!

– А Лозовский? Он знал, что Волина знала?

– А вот вы его сами и спросите. Мне никто не доложил.

И такой ханжеской стала при этом ее полная физиономия, что Дмитриев снова позволил себе ей не поверить.

– Понятно… У меня пока все, Тамара Федоровна. Вы, конечно же, нам еще понадобитесь, если Марианна Степановна не вернется. Кстати, а что вас заставило написать заявление об ее исчезновении?

– Так я уже отвечала на этот вопрос вашим коллегам из прокуратуры, – внезапно надулась Тамара Федоровна Чалых, споткнувшись возле самой двери.

– И все же уважьте. – Он через силу теперь уже улыбнулся ей. – Не сочтите за труд повторить: что вас обеспокоило до такой степени, что вы решились написать это заявление? И губернатору… Вы ведь ему позвонили?

– Я, – потупилась Чалых. – А что было делать?! Марина на работу не пришла! Это же… Это же из ряда вон выходящее событие! Секретарша сначала боялась в кабинет заходить, все ждала Марину. А потом, когда уже и ждать стало невыносимо, зашла, а там пятна крови. Ящики стола выдвинуты, сейф открыт. Марина ни на один телефон не отвечает, все отключены, а их у нее три, не считая домашнего. Алка тоже не ответила, я и поехала по их домам с Маринкиным водителем.

– По домам?

– Ну да! Сначала по Маринкиным квартирам проехалась. Их две, где она обычно ночевала. Везде заперто. Потом к Алке поехала, тоже закрыто. И телефоны все молчат, и домашний и мобильный.

– У вас был номер мобильного телефона дочери Волиной?

Вроде бы просто так спросил Андрей, а в душе снова удивился.

Сначала сильно удивился, что простой, пускай и главный бухгалтер самой обычной фирмы позволяет себе звонить напрямую губернатору, теперь вот и это еще…

Говорила, что не дружны были они с Волиной, а телефон ее дочери знала. С какой стати? Общались, получается? За маминой спиной?

– Был, а почему нет?

– Вы общались? – тут же ввернул Дмитриев, уверенный, что поймал ее.

Но был разочарован, Тамара объяснила, что номер телефона на всякий пожарный хранился у секретарши в специальной записной книжке. Волина велела иметь его под рукой, дочка-то могла начать чудить, да как еще.

– А телефоном губернатора вас тоже секретарша снабдила?

Все же не выдержал, все же спросил Дмитриев и тут же нарвался на такой неожиданный и холодный отпор, что опешил.

– А вот это не вашего ума дело, молодой человек! – высокомерно процедила Чалых Тамара Федоровна, пытаясь выгнуть широченную, как борцовский матрас, спинищу дугой. – Если вам так интересно, позвоните ему сами и спросите, откуда у меня номер его телефона!

И ушла-таки, не ответив, хотя Андрей, внутренне напрягшись, уже готовился поставить эту зарвавшуюся даму на место.

Не позволила! Ушла, хлопнув дверью! И ушла совершенно не так, как входила. Уже не горевала она, а негодовала, хотя будто бы и особой причины для гнева не было. Что он такого спросил-то, чтобы они так серчали? По какому больному месту провел бритвой?

Ох, и всколыхнула тут все исчезнувшая неизвестно куда Волина Марианна Степановна! Ох, и растормошила, и заставила шипеть и двигаться.

Сидит, может, сейчас где-нибудь в укромном уголке, поросшем тропической растительностью, любуется бирюзовым небосводом сквозь прорехи в тростниковой шляпе, тянет через тонкую соломинку вязкий освежающий коктейль из ананаса и гуавы, и нет ей абсолютно никакого дела до того, что происходит в ее доме. То есть на фирме, что, возможно, для нее одно и то же.

А он вместо того, чтобы доделать рутинную бумажную работу, запланированную на сегодня, которую он обычно разбавлял парой литров крепчайшего чая, упаковкой сушек с маком и тайным подглядыванием на часы, сидит в ее кабинете и пытается разговорить ее коллег. Тех самых коллег, которые были всегда рядом с ней. И которые не могли не видеть, не замечать, не подозревать и не предугадывать трагедии, если она, конечно же, произошла.

Все ведь врут! А если не все, то через одного точно! Никто не сказал чистой стопроцентной правды о себе и Волиной, и о тесной сцепке между собой и Волиной, и как ему бывало и жилось в этой самой сцепке: начальник – подчиненный. Одна секретарша позволила себе небольшую вольность, назвав Волину ужасной, а остальные…

Врали, как сивые мерины. Что-то теперь скажет господин Лозовский? Его-то Дмитриев оставил на потом. Мягко так подбирался к нему по тропе, вытоптанной чужим злословием. Много обо что споткнулся, много чему удивился. Роману молодого альфонса с дочерью его любовницы, к примеру. Но вот своего собственного мнения об этом человеке, пускай и поверхностного, Андрей пока не составил.

Очень хотелось ему его составить – мнение это…

– Да, мы были близки с Марианной, – сразу без излишних заминок признался Лозовский и поморщился недовольно: – Что за народ, а? Медом не корми, дай в чужом грязном белье покопаться! В том, что два свободных от обязательств человека заводят роман, им видится нечто ужасное. И это только потому, что разница в возрасте у них большая! А как самим заводить романы на стороне от жен и мужей, так это норма! Да, у нас с Марианной был роман.

– Был? Почему был?

Дмитриев сразу зацепился, сделав пометку в блокноте, что еще один человек говорит про Волину в прошедшем времени, будто вопрос о ее кончине уже освещен в прессе.

Но Лозовский неожиданно ответил ему совершенно не так, как ожидалось. Ожидалось, что он мямлить начнет, смущаться, ссылаться на сплетников, а он:

– Мы вчера расстались с Марианной.

– Вчера? Почему вчера?

Глупый вопрос, конечно. Но задал уже, не брать же слова обратно.

– А когда бы вас устроило? – Лозовский улыбнулся, но без колкости, скорее с грустью даже. – Сегодня?

– Нет, почему!

Дмитриев поерзал на стуле, неожиданно почувствовав себя крайне неуютно перед этим парнем, которому был почти ровесником.

Умный, гад! Умный, утонченный, хорошо воспитанный, держится с достоинством, ну и очень привлекательный, конечно. Подтянутый весь такой, высокий, физиономия смазливая, волосы густые. Неудивительно, что Волина была в него влюблена. И рукам этим, с аристократической небрежностью возлежащим теперь на коленях, наверняка позволяла вытворять с собой невесть что. Кстати, о руках!..