Но на этих словах ноги его подкосились и он упал на колени, с болью в глазах стискивая ткань на своей груди, будто надеясь вырвать из неё ноющее сердце.

— Этаро! — неожиданно для самой себя испугалась я и подступила ближе.

Понимаю, что не погибнуть ему от этого, но смотреть на страдания его я не могла.

А стала бы, коль мог бы он от этого умереть?

Лучше не думать, при любом варианте ответа на этот вопрос, лучше не вдумываться.

Не задумываться, пока кладу ладонь на его спину и нас обнимает синее мягкое сияние.

Не задумываться, пока опускаюсь рядом с ним на влажный речной песок и обеспокоенно вглядываюсь в его лицо.

Не задумываться, пока он берёт меня за руку и делает вид, словно целует мои пальцы, не решаясь на самом деле прильнуть к ним горячими губами. Хоть и знает, что в пепел от этого не превращусь…

Насколько, интересно, жгутся его поцелуи?

Нет, лучше не задумываться…

Глава 15

Мне не хотелось в замок. И я делала вид, будто в лесу мы остались ради меня.

Быть может, так оно и правда было, я уже ничему не удивлюсь. А возможно Этаро всё ещё нехорошо и долгая поездка назад казалась ему мукой…

До замка мы, уставшие, добрались бы в лучшем случае к утру.

А так как оба никуда не спешили, решили лучше разбить лагерь прямо на берегу, под столетним развесистым дубом, чья листва время от времени срывалась на водную гладь реки, которая в этом месте была тихой и ровной.

Этаро легко разжёг костёр. У него с собой оказалась и еда. Скудная, для тёмного властелина — вяленое мясо и нежные пшеничные лепёшки с хрустящей румяной корочкой, а так же…

— Что это, говоришь? — намазывала я на лепёшку что-то густое, ягодное и липкое.

Очень вкусное.

— Жидкий мармелад из физалиса.

— Не знала, что из него можно приготовить такое.

Мы сидели по разные стороны огня, от чего плохо видели друг друга. По моей коже разбегались красные мягкие блики, силуэт Этаро колыхался от жаркого воздуха над костром.

Между нами пламя…

Между нашими мирами река.

Ночь раскинула над людьми и мелариями свои чёрные крылья.

А мне отчего-то сделалось так спокойно…

И Этаро продолжал разговор, очень важный, который я прервала такой ерундой — спросив про мармелад.

— Я представлял порой, что она всё ещё здесь.

Мы говорили о родителях, и Этаро вспомнил свою мать…

Я слушала с интересом, не только потому, что про неё почти ничего никому неизвестно. Просто Этаро в эту минуту был действительно искренен…

И сейчас я не корила себя за то, что не видела в нём монстра.

— И что вечерами, — обволакивал меня его голос, — она присаживается на краешек моей постели, как делают матери, укладывая своих детей. Не видя, что я уже вырос. И, представляя это, я сам забывал о том, будто возвращаясь в прошлое… Целует меня в волосы или лоб, поправляет одеяло и поёт… Мне однажды приснился её голос, — улыбнулся Этаро, задумчиво глядя в пляшущее и трещащее пламя. — Представляешь? И я верю до сих пор, что голос тот принадлежал ей на самом деле.

— Что она пела? — осторожно пересела я поближе к нему, на расстеленный на земле его багровый, плотный плащ. И зачем-то робко прикоснулась к рукаву кителя.

Этаро будто не заметил этого. Или не хотел спугнуть…

Но я испугала себя сама этим жестом, и когда хотела убрать руку, властелин, не оборачиваясь ко мне, накрыл её своей ладонью. И жар от его кожи, несмотря на перчатки, казалось, начал бежать и по моим венам, обнимая меня теплом.

В этот момент меня жар этот совсем не пугал… Пусть на миг и показалось, будто я горю в костре, вот и выпускает он в стремительно темнеющее небо так много медных искр.

— Я почти не помню слов, но помню мелодию, — совсем тихо проговорил Этаро, и последний луч солнца, стрелой выпущенный в небеса, растворился в дождевых тучах.

Взгляд властелина, в котором вспыхнул и так же угас огонь, впился в саму мою душу, когда он повернулся ко мне.

— И то, что в песне были строки: «мой король, завтра будет новый день, и ты отыщешь дорогу домой. А пока луна на качелях из серебра, будет колыхать тебя. Колыхать тебя. Колыхать…»

— Это слова из нашей песни… — я невольно сжала в пальцах свой медальон, и внутренне содрогнулась, вспомнив, что в нём до сих пор находится яд. — Меларии поют эту колыбельную своим детям.

— Надо же… — выдохнул он, сделавшись вдруг то ли смущённым, то ли слегка сбитым с толку.

Наверное, не ожидал, что сон действительно мог оказаться правдивым.

— Споёшь? — вдруг улыбнулся он и притянул меня ближе.

Я затаила дыхание, но не смогла отойти от него.

— Не грусти, — заметил он это и произнёс очень осторожно: — Всё хорошо… Спой мне, хочу послушать, прошу.

И я, не в силах противиться, начала тихо и мелодично петь. Сначала волнуясь, от чего голос то и дело дрожал, а затем позабыв, что меня слышат.

И в воздухе даже будто бы зазвенели ветряные колокольчики, под которые песнь эта и должна была петься…

А вскоре Этаро заснул.

И если вышло так, что колыбельная наша обратилась вдруг заклинанием или моей молитвой, давая мне шанс на побег, то я благодарна богам за это.

Властелин сидел, спиной прислонившись к тёплой коре дуба, и лишь ресницы его подрагивали во сне. Дыхание его сделалось ровным и спокойным, на лицо упала тень. Блики костра рассыпались по земле мягкими красными пятнышками. А лунный свет пока ещё не дотянулся до лица Этаро, ластясь к его рукам.

Мне удалось осторожно отстраниться от него и беззвучно подняться на ноги.

Оглядевшись по сторонам, оглушённая собственными ударами сердца, я отступала всё дальше и дальше от своего похитителя…

Глава 16

Радость охватила меня слишком быстро, скорее всего преждевременно, но я поддалась ей легко и бездумно.

Да, это всё ещё владения Этаро. За рекой земли лишь считаются нашими, но властелин давно уже выгнал оттуда всех меларий, лишь не успел застроить участок и заселить его людьми.

От того, видимо, меларии и переходят границу чаще всего именно отсюда… Ради битв с воинами Этаро, шпионажа или побега в Иисиду, где вынуждены скрывать свою суть, притворяясь людьми, и жить в тени врага. Зато подальше от битв и перспективы