На этот раз на Линтии была надета длинная шерстяная юбка, расшитая оранжевыми цветами. Верхнюю часть ее тела скрывало желтое пончо, а в волосах были маленькие золотые заколки.

– Как видите, я оделась, – сказала она, – потому что вы ждете еще гостей. Устраиваете вечеринку?

Антони расстроился, потому что она не оделась только для него.

– Я никого больше не жду. Почему вам пришла в голову мысль о вечеринке?

– Но ведь вы же не захотели прийти ко мне, – она подняла брови идеальной формы, которые походили на арки над белыми лунами ее зрачков. – А, теперь я все поняла.Вам настолько нравится эта изысканная комната, со всем ее антиквариатом и роскошным видом на древний, как мир, подвал, что вы просто не хотите из нее никуда выходить. А вы знаете, что ваша люстра похожа на «португальский кораблик»?[26]

– Я знал, что она похожа на медузу, – рассмеялся Антони, – но не догадывался, на какую. Все дело в том, что мне могут позвонить.

– А-а-а…

– И совсем не «а-а-а», – Антони включил чайник и достал чашки. – Когда-нибудь я расскажу вам об этом звонке. А сейчас лучше расскажите мне о себе.

– Да там не так уж и много рассказывать. Мне двадцать девять лет, и родилась я в Кингстоне. Который на Ямайке, а не здесь, в Англии. Сюда я переехала вместе с родителями, когда мне исполнилось восемнадцать. Здесь же, в Кенборне, получила профессию социального работника. Вышла замуж за врача, – она взяла в руки выпавшую заколку. – Мой муж умер от рака три года назад.

– Мне очень жаль.

– Да, – она взяла чашку кофе, предложенную Антони. – Теперь ваша очередь.

– Моя? Ну, я тот, кого называют вечным студентом…

Произнеся это, он вспомнил, что первой его так назвала Хелен, которая, по-видимому, цитировала какую-то из пьес Чехова. Она ему не перезвонит. По крайней мере, не сегодня. Антони стал рассказывать Линтии о своей работе, но мягко отобрал у нее свои заметки, не дав их прочитать.

Психопат испытывает очень мало сожаления по поводу своих действий, по поводу своей жестокости по отношению к детям и животным, даже по поводу убийства. Гораздо больше он расстроится, если не сможет выполнить обычные или обязательные действия, которые, с точки зрения их ценности для общества, совершенно бесполезны.

Антони совсем не об этом хотел говорить сегодня вечером. Жаль, что в комнате не было дивана, а только два разнокалиберных стула – один с прямой спинкой, а другой обитый твидом – и то, что с большой натяжкой можно было назвать пуфиком. На нем-то Антони и расположился. Постепенно и, как ему казалось, с большим искусством он придвигал пуфик все ближе и ближе к Линтии. Он был уже очень близок к ней и к тому, чтобы рассказать ей обо всем, что происходило между ним и Хелен, как вдруг раздался резкий стук в дверь. Ему звонят. Сам бы он отсюда звонок не услышал… Антони распахнул дверь. На пороге стоял новый жилец из комнаты № 3, высокий и симпатичный, похожий на Мухаммеда Али.

– Прошу прощения, что беспокою вас, – сказал Уинстон Мервин на безукоризненном академическом английском языке, который сильно отличался от мягкого, теплого, наполненного солнцем акцента Линтии. Мужчина протянул стеклянную солонку. – Не могли бы вы одолжить мне немного соли?

– Конечно, – ответил Антони, распахивая дверь. – Заходите.

Никакого телефонного звонка. Конечно, он не дал ей своего телефона. Теперь Антони это хорошо помнил. Уинстон Мервин вошел в комнату. Он подошел прямо к Линтии, которая, если это вообще можно сказать о негритянке, сильно побледнела. Она привстала, протянула руку и произнесла:

– Таких совпадений не бывает. Это просто невероятно.

– Ну, это не совсем совпадение, – ответил посетитель. – Соль была только поводом. Я видел, как ты входила в дом.

– Да, но поселиться здесь, именно в этом доме… – Линтия повернулась к хозяину. – Мы знали друг друга на Ямайке, Антони. А не встречались уже двенадцать лет.

На коврике возле двери лежали три письма на имя Уинстона Мервина, счет для Брайана Котовски и письмо в лавандовом конверте из Бристоля на имя Антони Джонсона. Держа его в руке, Артур размышлял, что бы в нем могло быть написано. Решилась ли женщина бросить мужа и переехать к Джонсону? Хотя большого интереса по этому поводу он не испытывал; его сейчас вообще ничто не волновало, кроме того, что ему было необходимо проникнуть в подвал. В ночь на 5 ноября было довольно холодно, и с утра все стены домов, провода и ступени были покрыты толстым слоем изморози. Желтые листья, забившие все канавы, блестели на морозе металлическим блеском. Артур взялся за створку ворот и понял, что они уже отперты. Первый раз Барри появился раньше него. Артур увидел мальчишку, стоящего перед кучей деревянных деталей и собирающегося поднести спичку к шутихе.

– Немедленно прекрати, – сказал Артур голосом, в котором явственно слышалась угроза. – Ты что, хочешь здесь все поджечь?

Он вошел в свой офис. Барри появился следом и угрюмо прислонился к притолоке.

– В твоем возрасте меня очень сильно наказывали, если мне приходило в голову даже просто дотронуться до фейерверка.

– А чего это вы такой злой прямо с утра? – поинтересовался Барри, выдув оранжевый пузырь.

– Да как ты смеешь так со мной разговаривать? – прогремел Артур. – Убирайся с глаз моих и приготовь мне чашку чая.

– В половине десятого утра?

– Делай, что тебе говорят. Когда я был в твоем возрасте, то был счастлив, если утром мне вообще удавалосьвыпить чашку чая.

Когда я был в твоем возрасте… Глядя из окна своей каморки на белую пустоту двора, Артур задумался о своем потерянном детстве. Наказали бы его за фейерверк? Возможно, что к тому моменту, как он достиг нынешнего возраста Барри, его уже отучили делать любые необдуманные шаги.

– До тех пор, пока ты не вырастешь, – говорила обычно тетушка Грейси, – хозяин в доме я.

Ее собственная слабость и неряшливость, вероятно, привели к тому, что и Артур вырос ленивым, неаккуратным, пренебрегающим своей работой и обязанностями. Только посмотрите, что он сделал, как только получил эту самую свободу – он сразу натворил такого, что точно лишился бы всякой свободы, если бы это только стало известно. Так же как тот случай с младенцем миссис Гудвин… Но прежде чем Артур перешел к этим воспоминаниям, появился Барри с чаем.

– А вы уже видали костер, который сложили на пустыре?

– Осторожнее, не разливай чай, я предпочитаю пить его из чашки, а не из блюдца, – заметил ему Артур. – Нет, не видел. И кто же это его сложил?

– Люди, дети, ну, я не знаю… Но они натаскали туда чертову уйму деревяшек. Думаю, что это будет лучший костер в Кенборне. Из вашего окна его, пожалуй, хорошо не разглядишь. Он как раз сзади решеток на Бразенос.