жизнь.

Серая, лишенная всякого смысла.

Подняв свои потертые кожаные ножны, вытащила меч. Простой легкий клинок, без изысков и украшений. Рукоять из отполированного дуба. Острый. Это да.

Стала ли я сильной воительницей? Ну, я старалась. Это единственное, что имело смысл в моей жизни.

Научиться держать меч, правильно наносить удар клинком.

Зачем мне это?

Я нахмурилась. Время суровый и беспощадный враг памяти.

Закрывая глаза, вспоминала отца, замок, прежнюю жизнь... Мерзкое лицо дяди, Берси, Маро...

Но с каждым годом деталей становилось все меньше и меньше. Уходили имена, черты лица размывались, чувства притуплялись.

Но оставалось одно — лютая злость за близких... За отца.

Страх за судьбу Шима...

О, Шим... Самое светлое воспоминание. Он все же оставил мне частичку себя. Улыбнувшись, протянула руку и коснулась подушечками пальцев гребешка Лючи. Мой маленький смелый дракончик нежился в лучах солнца и совсем не понимал терзаний своей хозяйки.

Моя девочка подросла и отрастила крылья. Стала сильнее, проворнее.

Еще бы! Здесь тебе не замок. Еда сама в тарелку не упадет. Правило для всех одно: урчит в животе — вперед на охоту.

Не способен охотиться — зарабатывай.

О, я узнала тысячу и один способ добыть денег и кусок хлеба. Чем я только не занималась: и свинарники чистила, и кур ощипывала, и в огороде полола, и обозы охраняла... Да, это не то, чем должна заниматься лера...

Хотя, какая я теперь лера?

Моя судьба была определена — еще одна из безликих жриц Яники.

Накинув на голову платок, скрыла золотистые густые локоны и, отогнув один край материи, прикрыла им половину лица, оставляя лишь глаза.

Еще один удар в колокол... и пути назад уже не будет.

Еще один удар... и я навсегда перешагну черту, разделяющую леру рода Фахар и жрицу Астрид.

Я перестану быть собой.

Но другого мне не дано. Закрепив платок, осторожно подняла Лючи и прицепила ее на грудь. Моя ящерка легче не становилась, наоборот, все набирала вес.

— Будешь так толстеть, совсем носить на себе тебя не смогу, — пожурила я ее.

В ответ на меня даже не взглянули — оказалась недостойна.

Усмехнувшись, я закрепила ножны на поясе и, накинув коричневый шерстяной плащ на плечи, отправилась к древнему храму.

Откинув шире полог, ступила на стылую землю...

Осень в этом году выдалась на редкость холодной и суровой. Деревья спешно меняли окрас, переодеваясь в желтые и красные наряды. Рябина, нависающая над моей наспех возведенной из веток и шкур палатки, пестрила оранжевыми огненными гроздями.

Резкий порыв ветра распахнул полы плаща и скользнул по бедрам вверх. Лючи недовольно зашипела и спешно заползла на мое плечо, с трудом умещаясь там.

— Терпи, подружка, — прошептала я. — Идет слух, что по нашим следам плетется генерал Ярвен Шрам. Что ему только надо?! Я тебе скажу, не самый приятный из драконьего рода, судя по тому, какие россказни о нем ходят. Так что топать нам дальше по свежему снегу на север.

Лючи прижалась ко мне и затихла. О, я ее прекрасно понимала. С каждым годом становилось все тяжелее. И порой казалось — конец уже близко.

Но нет, мы упрямо цеплялись с ней за жизнь.

Тяжело вздохнув, я собралась с мыслями и отправилась к почерневшему от времени деревянному сооружению, куда стекались потихоньку остальные жрицы и послушницы.

По округе пронесся тяжелый колокольный звон.

— Третий!

... Храм. Высокое темное деревянное здание. Неприветливое и хмурое. Без изысков, без украшений. Оно было старым, но отнюдь не древним. О, нет. Порой жизнь этих строений, призывающих к молитвам и поклонению, была до обидного коротка. Еще короче, чем человеческая.

Их разрушали, сжигали, разбирали...

Стирали с лица земли. Над статуями глумились, рубили на части, скидывали в костры.

Но не могли победить.

Храмы Яники уничтожали мужчины, которым претила мысль, что женщина способна сражаться. Способна дать отпор. Может выжить и сама. Дочери богини не участвовали в этих глупых, жестоких, жадных распрях за землю, за власть. Мы никогда не принимали ничью сторону в войне.

Нас интересовали иные битвы. Те, в которых жертвами были невинные дети, девушки, женщины. Мы сражались за жизни тех, кого сломили, над кем поглумились, кого практически уничтожили.

Так что и у жриц, и у наших храмов враг, по сути, был один — мужчины.

И неважно дракон, маг или простой человек. Здесь все они были заодно. Наш враг — те, кто заносил над нами меч, считал легкой жертвой. Они так и умирали с неподдельным удивлением в глазах.

Все они всегда совершали одни и те же ошибки.

Считали нас слабыми. Но их можно было простить, ведь откуда им было знать, что первое, чему учат послушницу, нет, не держать меч и не наносить удары, а не жалеть и никогда не сомневаться.

Я задумчиво брела по узкой тропинке между редкими ельниками.

Меня обогнала группа юных послушниц. Две из них, обняв за плечи, помогали идти третьей. Я не знала их. Они пришли на рассвете.

Подавленные, израненные.

Их сопровождало всего две жрицы.

И все!

Мне не нужно было спрашивать отчего так. Все было понятно и без слов. Нарвались на группу дезертиров или разбойников. Да мало ли сброда на дороге. Жрицы отбили девушек, но сами остались там, лежать в сырых канавах.

И чем дольше шла эта нелепая ненасытная война мужчин, тем сильнее был перевес в сторону послушниц. Они не успевали порой пройти даже посвящение.

Погибали.

Здесь на севере было относительно безопасно, на юге же правила одна богиня — Смерть!

Наверное, именно ей и читали молитву воины мужчин.

Яника же богиней была справедливой.

Отвага. Самопожертвование. Честь.

Вот что она требовала от своих дочерей.

Я взглянула вслед молчаливым угрюмым девушкам в одинаковых синих платках. У каждой уже был меч. Возможно, и они станут жрицами и будут бродить от храма к храму, собирая по дороге осиротевших детей да загнанных в угол женщин.

Совсем юных оставят в таком месте, как это, способных крепко держать хотя бы нож заберут с собой и уведут.

Так было заведено.

Это не просто храм. Это приют для самых малых и слабых.

Остановившись