Одно объяснялось весьма скромным служебным или общественным положением какой-то части наших нелегальных сотрудников с вытекающими отсюда ограниченными возможностями для их работы. Другое – обилием наших друзей из числа самого простого трудового люда без малейшей профессиональной разведывательной подготовки, старавшихся нас насторожить, о чем-то предупредить. А разве мало интересного можно было услышать от словоохотливых туристов, вездесущих и «всезнающих» газетчиков, от неосторожных на слова служащих, в том числе военных и полицейских?

Было и третье объяснение, причем очень серьезное. Это дезинформация, преднамеренное распускание определенными высшими инстанциями вражеского лагеря нужных им слухов, по возможности хорошо продуманных и спланированных.

Нагромождение всех и всяких данных шло не из одной какой-то страны или из двух-трех, а со всех концов земного шара, из всех или почти изо всех государств мира. Хорошо помню, насколько трудной, ответственной, а порой и острой была наша задача по оценке поступающих данных, по отсеву не заслуживающего внимания, по отбору заслуживающего внимания и по указанию на то, что является достоверным, что требует дополнительной проверки, а что является дезинформацией. Причем эта квалификационная работа была необходима и для указаний «вниз», и для докладов «вверх». В очень многих случаях вопросы этого рода не могли решить ни работники информации, ни работники агентурных отделов, ни те и другие вместе. Требовалось прямое участие, а часто и решение самого начальника Разведупра сразу же или после совместного обсуждения с работниками соответствующих отделов и с кем-то из заместителей, чаще всего с И. И. Ильичевым и А. П. Панфиловым, а также с К. С. Колгановым.

Казалось бы, чего проще – разослать в высшие политические и военные инстанции телеграфные донесения из-за границы. Но они поступали ежедневно во множестве, и совесть говорила: нельзя же загромождать, отбирай действительно важное для конкретной инстанции. Когда же возникала мысль «послать – не послать», мы говорили себе: лучше послать. Пожалуй, такие мысли чаще всего возникали о данных внешнеполитического, точнее, дипломатического характера. При этом думалось: наверно, это уже известно без нас (по линии Наркомата иностранных дел). И тем не менее я не помню случая, когда бы нам «сверху» сказали: «Это не надо», или «Такой материал не присылайте», или «Это уже известно».

По периоду своей работы в РУ не помню ни одного случая, когда бы наше донесение подвергалось критике, опротестованию, а тем более отмене со стороны инстанций, которым Разведупр подчинялся и которые обязаны были им руководить, или со стороны командующих, штабов и военных советов округов и фронтов.

Но вот вопрос, стоящий перед каждым разведчиком, особенно перед руководителем разведки: о доверии и достоверности. Речь идет о доверии к своим работникам, легалам и нелегалам, и о достоверности поступающих к нам в Разведывательное управление данных. Несмотря на родство слов, совершенное различие между этими понятиями очевидно.

В ходе своей практической работы я видел, что этот вопрос оказывался актуальным не только для меня, начинающего в разведке, но и для моих сотоварищей, профессиональных разведчиков с большим опытом работы.

Твердо заявляю: мы, руководители Разведупра, доверяли своей агентуре, ценили ее, дорожили ею. Да и как же можно было вести дело иначе? Ведь мы его строили на достойных людях, на тех, кто шел к нам не из низменных расчетов, а из благородных побуждений идейного и морально-политического порядка. Они чувствовали наше к ним отношение и платили нам тем же: доверием и твердой надеждой, что в случае беды не будут оставлены нами на произвол судьбы.

Короче говоря, в получаемом материале нужно было разбираться претщательнейшим образом. И в сообщениях самых надежных и доверенных наших людей могли быть и достоверные, и недостоверные данные, правда могла соседствовать с правдоподобием, реальные факты – с домыслом и вымыслом. Максимум усилий надлежало уделить проверке и перепроверке, сопоставлениям и сравнениям, привлечению вспомогательной информации, причем порою поступившей откуда-то со стороны.

При всем этом работники разведки, в том числе Разведупра, всегда помнили, что они работают не для себя, что их данные нужны и высшим органам, и Вооруженным силам. И нужны вовремя. Поговорка «Дорого яичко ко Христову дню» здесь особенно уместна. Время было решающим фактором.

Мы никогда не уклонялись от представления добываемых нами данных и представляли их в документах разнообразных видов. При этом свою роль не сводили к передаточной роли, к пересылке или отсылке документов, а выражали свое мнение, свое к ним отношение. И выражали, беря на себя ответственность, причем не шаблонно или формально. Мы говорили: «По достоверным данным», «По данным, заслуживающим доверия» или то-то «заслуживает внимания». Нередко писалось, что данные требуют проверки, и это вполне понятно, так как принцип «Доверяй, но проверяй» в делах разведки не менее, а, скорее всего, более обязателен, чем в любом другом деле. Тем более надо было проверять, когда что-то в полученных данных вызывало сомнение.

Сомнение, недоверие возникали нередко и по крупным вопросам политического и военного характера. Иногда, в зависимости от обстоятельств, мы в своих докладах и материалах в высшие инстанции называли действительное имя нашего источника.

Как-то раз, спустя уже более четверти века после начала Великой Отечественной войны, мне пришлось услышать сетования одного военного историка на то, что в Разведупре якобы не придавалось должного значения достоверным сообщениям замечательных военных разведчиков. Тогда достаточно спросить: на основании каких же сообщений мы докладывали высшему политическому и военному руководству страны данные по острейшим вопросам предвоенных лет? Чьим сведениям мы придавали «должное значение», если не своих источников? На основании чего брали на себя ответственность перед советским правительством, ЦК ВКП(б) и высшим военным командованием?

Не на основании же потоков газетной информации, различного рода слухов, догадок, домыслов (хотя кое-что полезное содержалось и в них!).

А каким горячим было то время и на какие вопросы нужно было отвечать!

Победив в «странной войне» коалицию западных государств, Гитлер с лета 1940 года приступил к претворению в жизнь своих дальнейших планов. В сентябре 1940-го в Берлине был официально подписан пакт «Ось Рим – Берлин – Токио». В октябре того же года войска Муссолини вторглись в Грецию. В декабре Гитлер подписал план «Барбаросса», то есть план «Восточного похода», войны против Советского Союза. Весна 1941 года: оккупация гитлеровскими войсками Болгарии, вторжение больших масс немецко-фашистских войск в Югославию, оккупация немцами и итальянцами Греции.

И по всем этим событиям основой сведений военной разведки и наших донесений высшим инстанциям являлись достоверные, заслуживающие внимания сообщения наших славных разведчиков. Причем то обстоятельство, что эти сведения не сразу оказывались исчерпывающими или нуждались в дополнительной проверке, не играло решающей роли, не задерживало нас. Мы не допускали перестраховки и боязни ответственности, не оттягивали представление своих докладов руководству ВКП(б), советскому правительству и высшему военному командованию. В самом сжатом виде приведу примеры.