Пока не было провокаций, я несколько дней тренировал свой пожарный расчет. А против острова Киркинского дал команду на середине реки выдолбить прорубь и поддерживать ее в рабочем состоянии.

В один из декабрьских дней на остров вновь вошло около 100 китайцев. Установили портреты своих вождей и плакаты, начали митинговать. Застава по тревоге выехала к острову. Наша колонна имела, наверное, очень угрожающий вид. Впереди шел БТР. За ним сверкающий свежей красной краской внушительного вида ЗИЛ с огромным пожарным стволом, напоминавшем ствол орудия. Потом ГАЗ-66 с охраной. Все это вскоре замерло против толпы китайцев. Точно, они были в шоке. Молча и тревожно переглядывались, с тревогой смотрели на нас. Но уходить не собирались.

Мы спешились. Как обычно, я заявил протест и потребовал покинуть остров. Но спектакль продолжался. Заработали кинокамеры, фотоаппараты, поднялся невиданный гвалт, слышались крики и проклятия в наш адрес. Не обошлось без хохмы. Организатор произносил, к примеру: «Великому вождю Мао — слава, красному солнышку — слава!», а толпа хором подхватывала: «Слава!» В то же время наши солдаты хором кричали: «Ленину...» Они замолкали, вопросительно поглядывали на своего дирижера. Он им разрешил, и они закричали: «Слава!» Солдаты продолжали: «Сталину...», китайцы подхватывали: «Слава!» Солдаты кричали: «Дембелю», китайцы хором вторили: «Слава!». Бойцы покатывались со смеху. Давно они нас так не веселили. Вскоре дирижер заподозрил что-то неладное и «концерт» закончился.

Я снова заявил, что если они не уйдут добровольно, то будем их выдворять. Они вначале угрожающе двинулись на нас, но, встретив достойное сопротивление, остановились, пустили в ход колья. Я подал команду солдатам бегом отходить назад и прикрывать пожарную машину. В тот момент она взревела и из жерла пожарного ствола мощная ледяная струя ударила по толпе китайцев, бегущих за моими солдатами. Это было что-то!!!

Прибыв на заставу, я доложил Леонову, что очередная провокация пресечена.

— А каким способом? — поинтересовался он. — Надеюсь, не огнетушителями на сей раз.

— Нет, товарищ полковник, пожарной машиной.

— Что, какой еще пожарной машиной?

Пришлось с замиранием сердца рассказать командиру обо всем.

— Ну, а каков эффект?

— Нормальный, товарищ полковник, убрались очень быстро и, думаю, недельку больше не полезут.

Он меня, конечно, пожурил за использование нетабельных средств и приказал в следующий раз вначале докладывать ему свои решения.

... Наблюдением было установлено, что по ночам китайцы опять стали подвозить людей к границе и концентрировать в большом полуразвалившемся старом сарае, что стоял против Киркинского метрах в ста от берега. Привезенные люди укрывались в нем днем и только по ночам там отмечалась какая-то жизнь. Мы полагали, что прежний состав был заменен на новый и готовилась очередная волна акций.

Об изменении обстановки доложил в штаб отряда. За островом установили круглосуточное наблюдение, а в ночное время и с прибором ночного видения. В течение нескольких ночей отмечалось появление разведчиков.

Вскоре на заставу прибыл резерв пограничного отряда в составе двух застав маневренной группы под командованием майора Евгения Ивановича Яншина. Около 100 солдат и 4 офицера. Это было уже кое-что.

В помещении заставы, рассчитанной на штат в 50 человек, нужно было разместить еще около 100 солдат. Пришлось занять все подсобные помещения, в том числе и ленинскую комнату, где личный состав спал не только на полу, но и на столах. Возникли проблемы и с приготовлением пищи. Заставские кухня и пекарня не справлялись. Начались перебои с продуктами. Тот запас продовольствия, который был завезен для заставы на зиму, быстро таял. Питались в три-четыре приема. Если повар зазевался, то из кухни в момент сметалось все, что плохо лежало. Застава, которую мы строили своими руками, холили и лелеяли, за несколько дней превратилась в обшарпанное, прокуренное, неприглядное помещение. По этим и другим проблемам стали возникать ссоры и перепалки между личным составом заставы и мангруппы.

С продуктами дело поправилось быстро, а по другим вопросам проблемы оставались. Я неоднократно обращался к Яншину и просил его навести порядок в своем подразделении, но эффективных мер не принималось. Я просил выделять людей хотя бы на кухню, в кочегарку, на заготовку дров и для других бытовых нужд, а главное, для несения службы. Наши совсем замотались. Но позиция командования мангруппы была одна — мы приехали тут помогать, а не работать. Я своими силами попытался навести хоть какой то порядок, но вызвал этим большое неудовольствие прикомандированных. Вечером Яншин пытался выяснить со мной отношения. Состоялся довольно жесткий и нелицеприятный разговор. Он напомнил, что, мол, я — лейтенант и должен соблюдать субординацию. Я в свою очередь напомнил ему, что являюсь начальником этой заставы и несу по закону всю полноту ответственности за все, что здесь происходит и требую навести порядок. Яншину это явно не понравилось, и он перешел на повышенные тона. Я предупредил, что сейчас же обо всем докладываю Леонову. Он не возражал. Видимо, подумал, что не посмею. Но я позвонил и доложил. Леонов внимательно выслушал и попросил передать трубку Яншину. Майор, вначале сидя, пытался изложить свое видение проблемы, но вскоре вскочил и уже стоя рапортовал: «Так точно, есть, будет исполнено, товарищ полковник». Затем передал трубку мне. Леонов повторил приказ, который отдал начальнику мангруппы. Смысл его сводился кратко к одному. Майор со всей своей командой переходил в полное мое подчинение.

По характеру Яншин хотя и был тяжелым человеком, но офицером оказался порядочным. На следующий день работа закипела, недостатки устранялись. Личный состав мангруппы я использовал на службе для усиления пограннарядов. Наладили нормальный быт. А в промежутках между провокациями в мангруппе даже стали проводиться занятия по боевой и политической подготовке. Я особенно настаивал на этом, так как личный состав мангруппы плохо знал обстановку, ее особенности и тактику действий при ликвидации провокаций. Я сам провел несколько занятий с ними. Довел требования о недопущении применения оружия, о необходимости проявлять выдержку, стойкость. Все это было крайне необходимо сделать. Потому что первое участие мангруппы в ликвидации провокаций показало, что неопытный солдат в сложной ситуации хватался за оружие, загонял патрон в патронник. Особенно ночные встречи, когда боевое возбуждение достигает предела, были в этом плане опасны. Во всех случаях мангруппа всегда использовалась только вместе с нашим личным составом. За исключением одного.

На заставе появился полугражданский, полувоенный мужичок в сопровождении отрядного политработника. Я спросил, кто он и что здесь делает. Оказалось, журналист.

— Материал для статьи собираю.

— Помощь нужна? — поинтересовался я.

— Да нет, мы сами.

Ну