Бергман кривится:

— Ты поэтому не вся оделась? Рассчитывала на что-то? Древности меня не интересуют, а уж древние девственницы и подавно. Мне есть, с кем провести приятно время.

— Желаешь поделиться, с кем конкретно и как именно? — любопытствую я, а сама под столом наступаю Герману на ногу, благо они у него длинные, сидит он рядом, и дотянуться легко. Жаль только, что тапки — так себе орудие мести.

— Зачем тебе, хочешь набраться опыта в теории? Это так не делается… — подкалывает меня он.

— Может, я практиковаться иду, — ворчу я.

— Никаких сомнительных практик! — внезапно рявкает Бергман, переходят с агрессивного шепота на полную громкость.

Заметив, что на нас все уставились, он снова сбавляет:

— Ты — моя девушка, хоть и временная! Скромность украшает, Левина!

— Чего это сомнительных? — раздражаюсь я.

— Жди единственного! — приказывает Бергман, крылья носа которого побели от возмущения. — Не расстраивай Розу Моисеевну.

Я прям обтекаю. Он, значит, пойдет вечером кобелировать, а я должна ждать единственного? Это что за шовинизм?

— Чего ты раздухарился? — я прям злюсь. — Ты же считаешь, что на меня даже в темной подворотне никто не позарится!

Герман явно собирается ответить мне нечто эпичное, и я завожусь в предвкушении, но все портит уже звонок его телефона.

Выбираясь из-за стола, он принимает вызов, и мне, как сидящей достаточно близко, слышно девичий голосок, полный томных интонаций.

Бергман на мой насмешливый взгляд, делает морду кирпичом.

Ну-ну. Блюститель морали, йопть!

Когда он возвращается к столу, я демонстративно его игнорирую, участвуя только в общей беседе.

Мне на самом деле не по себе, и от зависти, что у Германа в отличие от меня личная жизнь кипит, и от того, что неизвестная баба бесит меня так, что я готова ей сделать какую-нибудь пакость. Меня не должны волновать постельные пассии, Бергмана! Для ревности нет никакого повода!

Только умные доводы плохо сочетаются с эмоциями, и к окончанию посиделок, я пребываю в довольно хмуром настроении. Надо что-то с этим делать. Еще не хватает вызвать сочувственный взгляд бывшего. Этого я точно не перенесу.

В прихожей Бергман помогает надеть мне пальто, умудряясь провести ладонью мне по спине между лопаток.

Ищет, зараза. Все никак не угомонится. Я ему на день рождения подарю лифчик.

— Левина, где перчатки? — прерывает мое внутреннее бурление Гера.

Машу перед его носом кожаной парой. Нет мне никто, а туда же! Дрессирует!

В общем, я раздражаюсь и накручиваю себя все сильнее.

Поэтому, когда мы выходим из квартиры Розы Моисеевны, а из соседней двери опять высовывается тот парнишка, стоит ему открыть рот, как я показываю ему кулак и веско обещаю:

— Высеку.

Рот захлопывается, затем дверь, из-за которой доносится:

— Мам, Герман нашел себе госпожу!

Злющий, как доберман, Гера молча подцепляет меня за шкирятник пальто и выводит из подъезда к тачке.

Дождавшись, пока я устроюсь на сиденье рядом с ним, Бергман нависает надо мной.

— Левина, ты специально? Специально меня бесишь?

Глава 19. Кто еще кого доконает…

Бергман разворачивается ко мне всем корпусом, и мне становится неуютно.

И почему-то не от страха, а от какого-то азартного предвкушения и неподходящих к случаю желаний.

— Ты появилась в моей жизни, чтобы доконать меня?

Я нащупываю рычаг у кресла, и откидываю его потихоньку, чтобы быть от разъяренного мужика подальше. Я и сама сильно не в духе. И желания опять же… Не стоит их сбрасывать со счетов.

— Не весь мир крутится вокруг тебя, — огрызаюсь я.

— А мне все больше кажется, что ты меня на что-то провоцируешь, — все давит харизмой и телом Герман. — Душишки эти твои… Недобелье… Если ты думаешь, что я куплюсь на родинку на левой груди, то ты ошибаешься! Левина, у нас договор. Ты помогаешь мне, а я помогаю тебе. На этом все.

Меня будто кипятком окатывает.

Ах ты глазастая кобелина! Все-то он разглядел! И родинку крошечную, про которую я сама забываю, тоже! Это ему трех секунд хватило в примерочной, чтобы все уведеть? Опытный, блин! Глаз-алмаз! Не даром ювелир!

— Сейчас не я, а ты лег на меня! — защищаюсь я.

— Размечталась! — рявкает Бергман, но расстояние между нами увеличить не спешит.

Дальше мне уже откидываться некуда. Все. Предел.

Давлю Герману на грудь, чтобы отодвинулся, и чувствую пальцами под тонкой шерстью джемпера перекатывающийся мышцы.

Для кабинетного работника у него неприлично развитая мускулатура.

А Гера все сверлит меня глазами, видимо, пытаясь пробудить давно утраченную совесть.

Взгляд его снова останавливается на моих губах, и воздух между нами словно накаляется и густеет.

Совершенно разволновавшись, я применяю вторую руку… очень неудачно, потому что мне неудобно её поднимать, и я попадаю ладонью куда-то вниз, а там…

Блин!

У него стоит!

— Что, Яночка? — шипит он. — Перед пенсией все средства хороши в борьбе с невинностью?

Я с запозданием и нервно отдергиваю руку.

— У тебя… у тебя… — меня заедает, реально шокировалась, как институтка.

Бергман резко возвращается на свое место и заводит машину.

— Я разозлился, — будто это все объясняет.

— Я… — я все еще как заевшая пластинка патифона.

— Ты будешь молчать всю дорогу, женщина, — рявкает Гера так, что я затыкаюсь.

Молчу реально до самого дома, остро переживая ощущение члена Бергмана в своей руке. Хренасе он разозлился! Вот это темперамент…

Забежав домой, на ходу сдрыгиваю сапоги, поплескав холодненькой в лицо, пускаю горячую воду в ванну, а сама давай звонить Алке.

— У Германа на меня встал!

— Я вас поздравляю, — сонно отвечает Медведева и интересуется: — Это в честь юбилея?

— Не уверена, — хмыкаю я. — Мы к тому моменту уже покинули гостеприимный дом.

— Даже спрашивать не буду, как