одним Романом), он дает Киев вновь Рюрику в 1203 г.[497] Но вероятно, что летописец преувеличивает здесь роль «своего» князя. Из дальнейшего его изложения видно, что Всеволод не оказывал в 1205–1210 гг. решающего влияния на борьбу за Киев между Романом и Рюриком, а затем Рюриком и Всеволодом Святославичем[498]. В начале XIII века по меньшей мере не слабее Всеволода был Роман Мстиславич (после захвата им Галича в 1199 г.). После смерти Всеволода (1212 г.) никаких указаний на ведущую роль владимирских князей на Руси нет (даже в северо-восточном летописании). В качестве сильнейшего русского князя теперь выступает Мстислав Мстиславич Удатный. Он владеет Новгородом, затем Галичем, при его решающем содействии в 1212 г. садится на киевский стол Мстислав Романович, а в 1216 — на владимирский Константин Всеволодич[499]. После смерти Мстислава (1228 г.) сильнейшими политическими фигурами на Руси становятся Юрий и Ярослав Всеволодичи, Михаил Всеволодич Черниговский, Даниил Романович Волынский.

Если говорить о влиянии суздальских князей в середине XII — начале XIII в. на южнорусские дела, то окажется, что оно скорее убывает, чем усиливается: Юрий Долгорукий сам претендует на Киев, ходит на юг походами; Андрей Боголюбский стремится уже только к тому, чтобы в Киеве сидел его ставленник, сам в походы на юг не ходит, но организует их; Всеволод Большое Гнездо влияет на южнорусские дела только путем политического давления, походов не организует; его сыновья не располагают уже и средствами политического давления. Связано такое убывание суздальского влияния на Юге, впрочем, не с ослаблением Суздальской земли, а с отмиранием по мере смены поколений князей и оформлением различных ветвей потомков Мономаха принципа старейшинства «в Володимере племени» (по которому суздальские князья почти все время имели преимущество) — он еще действует при Всеволоде, но уже не работает при его сыновьях, хотя после смерти Рюрика Ростиславича в 1212 г. они остались единственными правнуками Мономаха.

Итак, факты политической истории не дают оснований для утверждения о превосходстве Владимиро-Суздальского княжества над всеми другими русскими землями в домонгольский период. Попытаемся оценить ее относительное могущество, используя такой показатель, как количество известных науке укрепленных поселений середины XII — середины XIII в.[500]

Таблица 4.

Северо-Восточная Русь по общему количеству укрепленных поселений домонгольского периода оказывается лишь на седьмом месте, по количеству крупных — на третьем. После нашествия ситуация меняется. Это хорошо видно из цифр, показывающих, сколько поселений прекратило свое существование в середине — второй половине XIII в., а на скольких после разрушения жизнь возобновилась[501].

Таблица 5.

Очевидно, что развитие Северо-Восточной Руси (и Новгородской земли) после нашествия было относительно менее неблагоприятным, чем у других крупных земель — «коэффициент восстанавливаемости» поселений здесь значительно выше. По-видимому, именно во второй половине XIII — начале XIV века начинают закладываться предпосылки относительного (в сравнении с другими землями) усиления Северо-Восточной Руси. Но нет оснований полагать, что это было обусловлено большим могуществом Владимиро-Суздальского княжества еще в домонгольскую эпоху. Напротив, из табл. 4 складывается впечатление, что Черниговская земля и Волынская вкупе с Галицкой обладали более значительным потенциалом: они превосходят Северо-Восточную Русь как по общему количеству укрепленных поселений, так и по числу крупных. Следовательно, политические причины того факта, что именно Северо-Восточная Русь стала основой для формирования нового, Российского государства[502], нужно искать в явлениях и событиях кануна нашествия и середины XIII–XIV в Необходим учет комплекса политических факторов, определявших развитие русских земель в эту эпоху.

* * *

Киевское княжество сохраняло в первой половине XIII века свое значение постольку, поскольку являлось объектом коллективного сюзеренитета сильнейших князей русского княжеского рода, владевших либо киевским столом, либо «частью» в Киевской земле, либо по меньшей мере правом на такую часть. Ни одной из ветвей не удалось закрепить Киев за собой. После Батыева разгрома черниговским, смоленским, волынским и суздальским князьям необходимо стало прежде всего позаботиться о своих родовых владениях: до Киева руки уже не доходили. Суздальские Всеволодичи, получив от монгольских ханов сюзеренитет над Киевом, не старались закрепиться там, будучи более озабочены делами своего княжества Киев утратил статус столицы Руси и (в отличие от Новгорода и Галича) не закрепился за сильной княжеской ветвью. В силу данных причин Киевская земля не могла стать ядром, вокруг которого объединились бы другие русские земли.

Черниговская земля непосредственно граничила со степью, часть ее находилась в лесостепной зоне и поэтому подвергалась частым набегам, вызывавшим перемещение населения в северном направлении, в лесные районы Политическая сила Черниговского княжества перед самым нашествием была ослаблена длительной борьбой Михаила Всеволодича за Киев и Галич По-видимому, в ходе этой борьбы часть черниговского боярства оседала на землях «общерусских» княжеств. В 1241 г Даниил Романович упрекал правившего в его отсутствие в Галиче боярина Доброслава Судьича, что он дает земли черниговским боярам, а не галицким[503]. Под 1273 г. упоминается боярин Андрей Путивлич, служивший Льву Даниловичу[504] — судя по прозвищу, выходец из Черниговщины. Отток части черниговской знати в другие земли ослаблял политическую опору князей черниговской ветви в своем княжестве[505].

В отличие от Волыни и Смоленщины, Черниговская земля была относительно сильно раздроблена: 5–7 мелких княжеств в первой половине XIII в., при том, что в Волынской земле — 5 (но ко времени нашествия оставалось 1–2 — Межибожское и возможно Каменецкое), Смоленском — 1. После нашествия дробление усилилось[506]. Переход Брянска, ставшего самым значительным центром земли, к князьям смоленской ветви (вероятно, по инициативе Орды, стремившейся не допустить дальнейшего усиления Брянского княжества), как бы «отрезал» южную Черниговщину (с номинальной теперь столицей) от северной (верховских княжеств). Брянск стал уделом смоленских Ростиславичей и не мог в силу этого претендовать на то, чтобы занять место Чернигова в качестве столицы и объединить княжества «своей» земли (подобно тому, как в Северо-Восточной Руси Москва заняла место Владимира и стала объединительным центром). Власть черниговского князя стала, по-видимому, номинальной: крупного «столичного» княжества, подобно великому княжеству Владимирскому, в Черниговской земле не сложилось: главный стол так и не закрепился за определенной «субветвью» черниговской Ольговичей. В конце XIII и в XIV столетии их представители, возможно, занимали какое-то время киевский стол, но обладание им уже не давало никаких политических выгод.

Определенную роль в ослаблении Черниговской земли сыграл и литовский натиск с северо-запада, обозначившийся уже во второй половине XIII в. и усилившийся в XIV столетии.

В Юго-Западной Руси после укрепления Даниила Романовича в Галичине сложились благоприятные условия для того, чтобы