И солдатики-новобранцы-двухгодичники были уже не те, что шли на три года. Что творилось в казармах у армейцев. Это был вообще бардак и тихий ужас. Лучше не задумываться о таком, а заниматься работой. Ежедневно, ежечасно, ежеминутно…

Ну, ладно, старик, покурили-подышали свежим воздухом, пора нам потихоньку назад, к ребятам. Слышишь, Жана Татляна включили? «С друзьями ты не бродил по широким проспектам, значит, ты не видал лучший город Земли». Явно наши москвичи гуляют. Ну, пошли-пошли. Они нас всё равно не видят. Зато мы увидим всё – Алёшка и Жози, твистуя, показывают ленинградский класс. «Окунись на Тверской в шум зелёных аллей. Хотя бы раз посмотри, как танцуют девчата на ладонях больших голубых площадей»…

Шикарно, старик. Ну, докуривай, пошли-пошли.

4

– И?

– Что – «и»?!

– А они что сказали?

– Мои-то? Мои… – Алёшка Филиппов вкусно-медленно закурил очередную сигарету и посмотрел в зал, где в центре раскочегарившейся местной публики раздолбайски-столичным стилем твистовали Зося с Серовым и Юля с Очеретней. – Мои, Саша, просто не поверили. Обступили их и спрашивают: «Вы чё, пацаны, так и служите?» А потом мне: «Товарищ лейтенант, да как же так? Это же они сзади нас идти должны, подпирать, если что, а чем там подпирать-то?» Вот я и думаю: чем и кем нас будут подпирать наши доблестные армейские части? А я смотрел на этих троих, которые из Варваровки за свиньёй приехали, смотрел и вот просто не понимал. Они избитые, зашуганные, какие-то потерянные. После учебки толком ничего не умеют, хотя их гонять должны были. Их блатота долбит по ночам, в наряды заставляют за себя ходить. Мальчишки эти хмурые от недосыпу, на моих поваров смотрели, а сами какие-то… – Филиппов пощёлкал пальцами, подбирая слово. – Понимаешь, подполковник, им ведь и оружие давать нельзя, они же там постреляют друг друга. Я другое не понимаю: офицеры-то где?

– Офицеры?.. – младший лейтенант Козин улыбнулся, только ямочки заиграли. – Отвечу, пока красивые девушки не слышат. В пизде. Ты это хотел услышать?! Наши «белоцерковники» по сравнению с ними просто Суворовы, Чапаи и Жуковы. Этим «свинопасам» из Красной армии насрать на всё и на всех, лишь бы их хата была с краю. Это же народ такой – всегда был, есть и будет всегда и везде, понимаешь? «Моя хата с краю, ничего не знаю». Зачем упираться? Зачем чего-то хотеть? Ещё будешь? – Козин подлил рюмку, взглянул на Алёшку вопросительно. Тот замотал головой. – Ну, как хочешь. Понимаешь. Слово там, присяга, потенциальная, как ты говоришь: энергия души, накопленные обязательства – им похеру. Оклад жалования, пьянка и пенсион в сорок пять. Всё. «Куски», «кочкари» – тебе было бы стыдно, а им всё равно. Как ментам, которые себя ментами называют, – слышал о таком новом слове? Ну да, милиция наша. Не та, которая «Ко мне, Мухтар!», а которая рожу поперёк шире жопы отращивает. Такие тоже есть. Не так?

Не понимаешь? Ну, лейтенант, ты же физик. Ферштейн? Должен сообразить. Это и есть та твоя инерция. Только не инерция массы, лейтенант, а инерция, как сказала бы умная девушка Юля, – Козин оглянулся, посмотрел на голые ноги Серовой, между прочим, твистующей весьма недурно, – инерция социума. Которую хрен преодолеешь без могучего, страшного, лейтенант, очень иногда страшного пинка. Думаешь, у наших дедов-отцов того же не было? Таких же – тех, кто всегда за спинами? Думаешь, «за веру, царя и Отечество!» или «за Родину, за Сталина! Добровольцы! Коммунисты вперед!» – всегда было? Сейчас, как же. Всегда и везде были, есть и будут приспособленцы и холуи. – Козин зло засмеялся и продолжил чётким, свистящим презрением шёпотом. – Всегда, в любом обществе есть эта масса – её и отбросами-то назвать нельзя. Просто – масса. Они хотят жрать, срать и баб своих и чужих трахать. Надо – в партию вступят, в профсоюз все взносы заплатят, где надо – схитрят, где надо – заложат, пролезут, приспособятся. Думаешь, в армии что-то другое?! Не бойсь, лейтенант, «скорость стука быстрее скорости звука» – слыхал о таком законе, физик? – Козин размеренно постучал по столу, потом по пустому графинчику. – А? Нравится? Что, физик, разве не так?

– Так, – Алёшка выдохнул дым носом, две струи ударились в стол и разошлись клубами. Алёшка почему-то подумал о газовых струях реактивного двигателя. «Интересно, какой импульс?» – У нас, в КБ, тоже есть такие. Не очень много, но есть.

– Ну, лейтенант-идеалист, и где же твоя потенциальная энергия, где оно – будущее, обусловленное любовью действие? Опять в женскую рифму?

– Нет. Есть, – Алёшка чуть пристукнул кулаком по столешнице. – Есть. Не может не быть. Я по-другому тебе скажу, раз уж разговор пошёл физическими примерами. Смотри. Мы с тобой имеем некий объект. Чёрный ящик. Что и как внутри, мы не знаем.

Но мы можем понять, как он движется – сам – во внешней к нему среде, – это раз. Мы можем оказать на него воздействие – и понять, как изменится его движение. Мы можем его поставить в какие-то однозначные, идеальные условия – и тоже посмотреть. Это три. И потом подумать – обдумать, рассчитать эти изменения. Разве с людьми не так? Душа, не душа, нет души или есть она – просто – не на слова, слова тоже важны, спору нет, а на человеческие дела посмотреть. И понять. Ну, подполковник, не так разве?

Вот тебе и выход – уже ты, в твоей власти – твоя власть себя или твоих солдат поставить в условия, тобой да старшими заданные. И смотреть, как они действуют. Души увидишь, если надо будет. Или стукача – тоже в специальные условия, там-то он и покажет себя. Во всей красе, блядь.

– Лейтенант Алёша, ты полегче кулаком стучи.

– Извини, – Алёшка сам не заметил, что каждую фразу он сопровождал тихими ударами по столу. – Разговор такой, Саша.

– Выпьешь?

– Да. Давай. Стоп, хорош. Ты другое мне скажи, подполковник, я всё понимаю: инерция, апатия, лень человеческая никак не вписывается в планы. Ты другое мне скажи: на хера столько портить? Опять армию перепахивают. Везде не пойми что.

– Объяснить? – Козин рассмотрел ходившую ходуном попу Юленьки Серовой и почему-то развеселился, аж потянулся с хрустом. – Ты сам-то понимаешь, лейтенант, что творится? Думаешь, партия и правительство сошли с ума и нагнали шпану в армию? На фоне миллиона с лишним сокращения? Ты считать умеешь? Формально сокращение. А если уменьшить срок службы, да призвать таких, как ты, гражданских, да всех прогнать через войска – получается, что за одно и то же время переподготавливается чуть ли не