года в год, и часто случалось так, что парня, за которого в прошлом году болел, в этом году ты уже освистываешь. Вскоре ничего не оставалось, как быть преданным форме, болеть за трусы и майки, аплодировать цветам.

Но, окунувшись в бейсбольные бойкоты, грязные футбольные сделки и баскетбольные скандалы, Кларенс немного разочаровался в спорте, утратив прежнюю любовь к игре. И причина была даже не в том, что спорт стал другим, а в том, что изменился сам Кларенс. Он все еще получал удовольствие от хорошей игры (особенно футбола), но, наверное, просто перерос свой неукротимый энтузиазм и стал питать меньше иллюзий о жизни. Многие годы Кларенс стремился стать обычным обозревателем, оставив спортивную стезю, однако, учитывая его консервативность, это казалось невозможным. Тем не менее, с переходом в «Трибьюн» все изменилось. Год назад Кларенсу разрешили выпускать одну колонку общих новостей в неделю при условии, что он будет также справляться с двумя спортивными колонками. Пять месяцев назад его уже перевели на две общие колонки и одну спортивную.

Раньше единственным нелиберальным штатным обозревателем был Джейк Вудс, взгляд которого на большинство вопросов был очень сдержанным и консервативным. Газету часто критиковали, но если и были положительные отклики, то в основном о работе Джейка. Многие читатели считали, что «Трибьюн» становится более уравновешенной, и это позволило Кларенсу пройти в открытую Джейком дверь. Фактически, в эту дверь Кларенса протолкнул именно Джейк.

Как им часто напоминал выпускающий редактор Джесс Фоли, газеты по всей стране борются за выживание. Долгое время они были монополистами в сфере поставки информации — «китами», и могли не обращать внимания на критику читателей. Но теперь интерес к реальным новостям снизился. Людей стало больше привлекать радиовещание, предлагающее диету из дрянных псевдо новостей, что вынудило руководство «Трибьюн» стать более чутким к голосу своей аудитории. Ток-шоу, проводимые радиостанциями, как на национальном, так и на местных уровнях, оставили далеко позади «китов» информационной элиты, и стряхнули пыль с консерваторов, многие из которых перестали подписывать «Трибьюн». Как отметил Джейк, это произвело на руководство такой же эффект, как на упрямого осла — удар кнута.

Но, по убеждению Кларенса, зеленый свет на его пути в мир общих обозревателей зажгла пощечина, которую народ влепил основному направлению прессы осенью 1994 г. Подавляющее большинство газет поддерживало либеральных кандидатов, что почти повсеместно привело к противлению избирателей. И это был не просто камень в огород политиков — это был сигнал тревоги для всей газетной индустрии, включая «Трибьюн». Именно тогда Райлон Беркли и Джесс Фоли впервые сказали Кларенсу о том, что тот может заняться колонкой общих новостей. Он сидел и наслаждался теми волнующими переживаниями прошлого как таблеткой, способной заглушить боль настоящего.

Кларенс вскрыл пакет с почтой и стал просматривать кипу бумаг. Как хорошо опять вернуться к работе, где можно забыть о своих проблемах или, по крайней мере, потеснить их другими.

— Кларенс.

— Да? — он оглянулся через правое плечо и увидел Тима Ньюкома. Будучи на двенадцать лет моложе Кларенса, рыжеволосый, энергичный Ньюком за три года после окончания школы журналистики уже успел зарекомендовать себя высококлассным репортером.

— Мне очень жаль, что такое случилось с твоей сестрой и племянницей, — сказал Ньюком.

— Спасибо. Хотя племянница скоро поправится.

— Правда? Значит, опасность уже миновала? Это здорово.

— Ну, пока еще нельзя сказать, что она вне опасности. Но скоро будет.

— Я очень рад. Ты же знаешь, как непросто что-либо выведать в отделе новостей. Кто-то сказал мне, что девочка все еще в критическом состоянии.

Кларенс не имел никакого желания говорить на эту тему.

— Кстати, — сказал Ньюком, — хочешь послушать, какие корректировки внесены в материал, подготовленный нами, пока тебя не было?

— Конечно, Тим, тащи стул.

С тех пор как Кларенс стал обозревателем, его работа фактически никогда не требовала корректировки (хотя он ее всегда приветствовал). На протяжении предыдущей недели он читал спортивные новости ежедневно, но они отличались от исходного варианта. В отделе новостей их обсуждали репортеры, редакторы и обозреватели, которые сообща решали, что можно

63

оставить, а что — выбросить. Во многих случаях самые интересные аспекты материала никогда не увидели свет или из-за недостатка достоверности, или в интересах стиля. Да, стиль все еще важен в журналистике, несмотря на то, что его стандарты уходят корнями во времена коротких носков и двухцветных туфлей.

Кларенс осмотрел свое рабочее место, удобное, как старая пара комнатных тапочек. Над монитором его компьютера располагались два ряда полок, заставленных несколькими десятками книг преимущественно на серьезную тематику. Кларенс любил поразмышлять. Ему доставлял удовольствие хороший спор. Он серьезно относился к проблеме — по мнению Жени-вы, чересчур серьезно.

На перегородке справа от него были прикреплены различные отпечатанные или аккуратно написанные от руки цитаты и политические карикатуры, большинство из которых высмеивали прессу. Особое место здесь занимала вырезка из «Вашингтон пост» за 1995 год, гласившая: «Исправление. В «Естэдэй пост» сооружение на фотографии было названо монументом федерального округа Колумбия, хотя в действительности был изображен мемориал Линкольна».

Отдельно на стене располагалась группа реальных курьезных заголовков, вырезанных из различных крупных газет (в том числе два из «Трибьюн»), и несколько вырезок из других изданий, комментирующих эти заголовки.

К компьютеру Кларенса была прикреплена цитата Президента Джона Адамса: «Наша конституция создавалась только для нравственных и религиозных людей. Она совершенно не подходит для правительства какого-либо другого сорта».

Сбоку к пробковой доске было пришпилено кнопками одно из любимых писем Кларенса, которое он считал своим долгом показывать всем и каждому: «Пожалуйста, оставьте в покое свою излюбленную тему об абортах и займитесь действительно важными проблемами, например, массовым убийством животных — наших младших братьев и сестер. Каннибализм должен быть остановлен. Джордж Бернард Шоу спрашивает: «Как мы можем ожидать мирной жизни на земле, если наши тела — это живые могилы убитых животных?»

Кларенс любил получать подобные письма. Они — прекрасная «пища» для обозревателя. Кроме того, это конкретное письмо сделало Кларенса более эрудированным. Теперь, каждый раз,

64

жуя гамбургер, он вспоминал Джорджа Бернарда Шоу.

Стена слева была отведена для любимых высказываний, наподобие «NBC ничем не отличается от «Титаника» за исключением того, что на «Титанике» был оркестр». Кларенс рассеянно взглянул на одну из цитат, которая когда-то его