В завершающий период существования Первого королевства не более чем шесть или десять семейств принадлежали к высшим кругам аристократии. Их амбиции и претензии достигли апогея. Они осмеливались противоречить королю и выступали против его вмешательства в вопросы заключения брачных контрактов, настаивая на принятии своих собственных условий при совершении наследственных браков, чтобы избежать возможного мезальянса с фаворитами короля. В это время они породнились с королевским домом Иерусалима и царским домом Армении и даже заключали браки с представителями императорского дома Константинополя. Многие аристократы в Латинском королевстве могли с гордостью смотреть на достигнутое благосостояние, поднявшись из захудалых и бедных дворян-иммигрантов на Востоке. Прошло всего два поколения, а они уже могли считать свои фамилии самыми известными в христианском мире. В ту эпоху не было принято, чтобы человек, обязанный всем самому себе, занимался самовосхвалением, и потому некоторые из них сделали все возможное, чтобы стереть малейшую память о своем низком происхождении. Не каждый мог претендовать на происхождение от лебедя, как это делал Готфрид Бульонский, хотя он мог избрать в свои предки и менее благородную птицу, ведь он был из рода Карла Великого с обеих сторон. Некоторые участники 1-го Крестового похода пытались доказать, что они имеют родственные связи с европейской знатью.

Наиболее замечательный пример возвышения древнего феодального рода – история известного рода Ибелинов. Хотя более поздняя традиция связывает его начало с виконтом Шартрским, с большой долей вероятности можно предположить, что первые представители рода вышли из пизанского купеческого семейства. Правда, в последнее время начали утверждать, что его родоначальником стал небольшой рыцарский клан из норманнской Сицилии. В конце эпохи Первого королевства и во времена Второго королевства почти все аристократические семейства, включая династии Антиохии и Триполи, королевские дома Иерусалима и Лузиньянов, правителей Кипра, были связаны брачными узами с Ибелинами.

Закрытый характер замкнутого на себя рода часто приводил к конфликтам с королевской властью, при этом также страдали общественные интересы. Вероятно, вследствие первой причины и отчасти второй франкская родовая знать приветствовала всех новоприбывших из Европы. Но к середине столетия в ее отношении к власти наступила резкая перемена. Теперь франкская знать смотрела на пришельцев как на захватчиков и соперников. Тьерри Фландрский, совершивший четыре паломничества в Святую землю, вызывал к себе такое неприятие, что местная знать предпочла вести переговоры с осажденными в Шайзаре[12] мусульманами и снять осаду (1 157), чем передать город во власть новоприбывшего европейца.

Несмотря на подобные обостренные отношения с чужаками, отдельные богатые наследницы испытывали к ним страстные чувства. Так было в случае с бедным рыцарем по имени Рено де Шатильон (из-под Парижа), который прибыл в Святую землю в свите французского короля Людовика VII. Он решил остаться после поспешного отъезда своего господина, когда тот прекратил неудачную осаду Дамаска из-за необоснованного подозрения в измене местных франков и явно обоснованного подозрения в неверности своей жены, известной Алиеноры Аквитанской.

Красивый и галантный рыцарь остался и пополнил ряды соискателей руки овдовевшей принцессы Антиохии. Его личное обаяние помогло победить всех соперников и снискать расположение принцессы. Но для заключения брака требовалось согласие короля. Рено оставил осаду благородной дамы ради осады Аскалона (1153), чтобы встретиться с королем Иерусалимским. До короля дошли компрометирующие слухи о флирте кокетливой принцессы, и потому он с радостью согласился отдать ее в надежные руки Рено. Выбор был замечателен. Рено успешно защищал свое княжество, и его страшились мусульманские соседи. К несчастью, он попал в засаду и провел 14 лет пленником в Алеппо, где он не сидел сложа руки и выучил арабский и турецкий языки. К тому времени, когда его выкупили из плена, он уже был вдовцом, а княжеством правил его сын от первой жены. Но появились новые возможности занять пустовавший трон некоторых владений. Правитель Трансиордании умер, оставив наследницей Эшив де Мейи. Рено добился ее руки и приданого. Несколько лет спустя Рено предпринял попытку захватить Мекку и Медину с помощью бедуинов. Он построил корабли в замке Монреаль в Трансиордании, затем перевез их, разобранные на части, в Акабу и спустил на воду в Красном море. Это посеяло панику на землях от Каира до Джидды. Рено намеревался доплыть до Баб-эль-Мандебского пролива в поисках торгового пути в Индию. В итоге он принял почетную смерть от руки самого Салах ад-Дина.

Рыцарские романы, рассказывавшие о героических подвигах, подобных деяниям Рено, читали во всех замках Европы. Они будили воображение и заставляли молодых мелких феодалов мечтать о Земле обетованной. В реальности, к сожалению, все было по-иному. Число незамужних наследниц было ограничено, и на обладание ими уже претендовали местные аристократы. Эта знать пожелала, чтобы наследница королевства Сибилла (после смерти ее героического и бездетного брата Балдуина IV) заключила брак с одним из ее представителей – Балдуином из Рамлы. Сибилла предложила свою руку и королевство Уильяму Лонгсворду, приехавшему из Европы, а после его кончины храброму красавцу Ги де Лузиньяну (к сожалению, не обладавшему интуицией ни в политике, ни в военном деле). Главный приз был тем самым выхвачен из рук местной знати, и возмущение, охватившее одного из них, могущественного Раймунда III из Триполи (правителя Галилеи), было отчасти одной из причин отсутствия единства в королевстве накануне битвы при Хаттине.

Этот круг магнатов (grands lignages) сосредоточил в своих руках управление сеньориями и все должности королевства, став его истинным правителем, тем самым ослабив власть короля, которая стала тенью себя прежней. Согласно средневековым взглядам на общество, не только магнаты, но и каждый рыцарь принадлежали к благородному знатному сословию. Многие рыцари были гораздо беднее, чем рядовой купец в приморских городах, но четкие классовые различия продолжали сохраняться, и границы между ними были непреодолимы. Даже самых бедных и незнатных рыцарей связывали с аристократией общие воспитание и идеи. Обычное право и королевское законодательство всегда относились к классу знати как единому целому. И хотя было ясно, что этот класс или, вернее, сословие не является однородным, что оно делится на вельмож (riches homes), крупных феодалов и мелких рыцарей (chevaliers), все они были равны перед законом.

Несмотря на скудость письменных источников, мы можем нарисовать достаточно достоверную картину злобного сословия. В Латинском королевстве при проведении мобилизации (без учета духовно-рыцарских орденов и наемников) набиралась армия из 600 рыцарей. В стычках и небольших сражениях, которые часто описываются в летописях, редко принимало участие большое количество рыцарей. Даже в таком значительном предприятии, как экспедиция Амори I в Египет, было всего лишь около 300 рыцарей (согласно достоверным современным сведениям).

Простые рыцари обычно жили в городах и несли службу либо в гарнизоне, либо при дворе правителя. Личный состав рыцарей гарнизона периодически менялся в главной цитадели и в небольших крепостях, которых было много на основных дорогах страны. Гарнизоны больших пограничных замков, подобных замкам Трансиордании, были, вероятно, постоянными.