Бродили по болотным кочкам в резиновых сапогах, а потом садились перекусить прямо на денискину куртку и ели ягоду горстями.

Осенью наведывались на берег, смотреть, как день ото дня меняет свой цвет речная вода, становясь густо-серой, или бегали на дебаркадер, провожать пассажирские суда. Потом наступала длинная зима с метелями и северным сиянием, а в июне приходил ледоход. Огромные, в человеческий рост, льдины выбирались на берег, расталкивая друг друга, чтобы потом долго таять под скупым северным солнцем, раскалываясь на голубые, похожие на кристалл пластины.

На двенадцатилетие Денис подарил Наташе картинку. Нарисована она была, почему-то, одним только синим фломастером, но смысл ее был совершенно прозрачен: грузовик ехал по дороге в сторону дома, из печной трубы которого клубами поднимался дым. В кабине грузовика сидел синий мужичок, в окошке дома виднелась синяя женщина.

– Это я еду домой. – Сказал Денис, положив рисунок на стол. – А ты меня ждешь.

Наташе стало одновременно приятно и страшно, и вроде бы надо было что-то сказать, но на ум ничего не шло.

– Я пойду маме помогу. Там торт и еще печенье надо…

Она прошмыгнула на кухню, а вечером, когда разошлись все гости, спрятала картинку под кровать, где через несколько дней ее и нашла мама.

– Это Денис едет домой, – объясняла Наташа, – а я его жду.

– Да? А откуда?

– Не знаю, наверно, с работы? На грузовике же.

Мама вставила рисунок в рамочку и поставила на полке с книгами.

Во дворе все мальчишки хотели в Афганистан. Что-то непонятное Наташе влекло их в чужую страну. Она не понимала их желания быть героями, когда вокруг дома мир и можно кормить воробьев, и ходить на рыбалку с отцом. Зачем отправляться так далеко, когда прямо за железной дорогой – целые голубичные поля. И почему так сердится на нее за это Денис, да еще так, что однажды даже назвал ее дурой. Но к окончанию школы война закончилась. И можно было уже не бояться, что он уедет куда-то далеко и вернется, может быть, как сын соседки тети Симы, в закрытом ящике. И уже не тетя Сима, а его мама будет протягивать руки, когда ящик станут грузить на покрытый ковром грузовик, и кричать:

– Куда же вы его!

Но уже спустя несколько лет непривычные поначалу названия – Аргун, Шали, Грозный, Хасавюрт, Урус-Мартан – свободно перекатывались на языке. И где-то там был Денис. В новостях говорили о том, что банда численностью около четырехсот человек напала на чеченский город Гудермес. Боевики были очень хорошо организованы и вооружены, прекрасно ориентировались на местности, из-за чего их сочли местными жителями.  Приходилось слышать, как солдаты меняли свою обувь на хлеб, по ночам им было нечем согреться, потому что те дрова, что удавалось найти, были сырыми, а других вокруг просто не было. Смерть со свистом летала над головами людей, тела разрывало на куски. А как-то раз в ноябре президент объявил о том, что федеральные силы совместно с добровольцами начали операцию по «зачистке» того города, над которым практически сразу же был водружен российский флаг. Дикторы новостей в аккуратных костюмах сообщали, что претензий к федеральным силам, проводившим спецоперации, местные жители не предъявляли.

Дома со всех сторон подступал Новый год. Полки в магазинах блестели стеклянными шарами и мишурой, мгновенно исчезали с прилавков редкие апельсины и шоколад. В очереди за шампанским у отцовской куртки оторвали рукав. Но близился праздник, в центре города поставили елку и грузовики, рыча, свозили на площадь снег, чтобы из него выстроили лабиринты и горки. Наташа смотрела в окно, как росли снежные кучи, мужики в тулупах, с поднятыми воротниками, махали руками, показывали, куда выгружать. Торопятся, работают в выходной.

Папа заглянул в комнату:

– Там тебя к телефону.

Она  вышла в коридор, взяла с этажерки трубку.

– Наташа…

Она схватила из вазочки апельсин, и, сжимая его в одеревеневшей руке, бежала по снегу в тапочках, второпях набросив на плечи пальто. В квартире Дениса пахло папиросным дымом и водкой, и вся она как будто не вмещала его, стала ему тесна и чужеродна. Среди привычных предметов (письменный стол, книжный шкаф, кресла с деревянными подлокотниками) он двигался медленно и осторожно. Его вытянутая фигура словно налилась тяжестью. Но все равно это был он. Он сделал то, чего так хотел, он стал героем. И он, наконец-то, приехал.

– А ты волосы отрастила.

– Да, немного.

Наташа обхватила его за шею:

– Теперь все будет хорошо. – И подумала, почему правда всегда звучит так банально.  – Ты только не говори мне ничего. Я в новостях смотрела.

– Попса. – Он отстранился, усмехнулся.

– Что?

– В новостях.

– И пусть. Зато ты дома.

– У меня там друг погиб, скоро сорок дней.

– Жалко. Но я больше рада, что ты приехал. Скоро новый год, елку нарядим. Будем апельсины есть. Вот. – Она протянула ему гостинец.

– Апельсины… А ты собаку ела?

– Денис, не надо, пожалуйста.

Он помолчал, походил по комнате. Наташа следила за ним взглядом, не решаясь сесть или прикоснуться к нему.

– Вот представь себе, что это граната, – сказал Денис и вернул ей в руку апельсин. Корочка его была бугристой и теплой, – противопехотная РГД-5, почти полкило весом, четыреста грамм, если точнее.  При твоей комплекции, ты ее минут пятнадцать продержишь. Когда бросишь, осколки метров на двадцать разлетаются. Сначала усики предохранительные разгибаешь, вот здесь…  Ты крепче держи, ты же рычаг к корпусу прижимаешь! Теперь выдергиваешь чеку и все, готово. Только не выпускай. Если отпустишь – взорвется через четыре секунды.

– Зачем это мне?

Он посмотрел в ее заинтересованное, но встревоженное лицо, а потом развернул спиной к себе и  поцеловал в открытую тонкую шею.

– Ждала меня?

– Ждала.

– Обопрись об стол.  – Его чуть шершавая рука приподняла подол ее халатика.

– Денис, что ты делаешь?

– Поза «Гудермес».  – Он склонился к ее уху, шепот его был торопливым и горячим.  –  Слыхала про такую? Постой тихо.

Наташа вздохнула шумно и глубоко.  Замерла, мучительно напряглась спина, пальцы, сжимавшие апельсин свела судорога.

– Нет, – она замотала головой, – я так не хочу.

Она зажмурилась, во рту стало сухо и горько, и медленно разжала руку. Оранжевый шар упал на пол с мягким стуком. И привычный мир перестал существовать.