ледяного шепота - и Орехов медленно и трусливо, как черепаха, втягивает голову в плечи, - все, что вам нужно - сделать так, чтобы он продолжал дышать, пока вы героически будете искать причину его недомогания. Или я плачу недостаточно, чтобы вы держали этого Буратино на плаву?!

Он начинает трястись, и в этот момент дверь в кабинет открывается, и я даже не удивляюсь, когда на пороге появляется сестра Ники. Елена, кажется, хотя они все называют ее Алёной, как будто ей двенадцать и впереди вся грёбаная жизнь. Она сразу оценивает обстановку - мне хорошо знаком этот пытливый взгляд, безошибочно направленный в нужные места. Потому что я сам так делаю.

За это я ее и ненавижу. Сучка, конечно, не соперник мне, но знает правила игры и владеет парочкой тех же приемов.

— Что меня удивляет, - без приветствия говорит она, переступая порог и намеренно оставляя дверь открытой, - так это почему совершенно посторонний человек ходит на прием к лечащему врачу моего племянника чаще, чем его ближайшие родственники.

Она говорит это тем самым подчеркнутым тоном, от которого, как предполагается, мы оба должны тут же раскаяться во всех грехах. Даже тех, которые не имеют к ситуации абсолютно никакого отношения. Вот в таких ситуациях и сыпятся слабаки вроде этого докторишки.

— Посторонний? - Я как бы между прочим покручиваю обручальное кольцо на пальце. - Но, впрочем, Елена, я с удовольствием обсужу с вами тему «посторонних и близких». Мы с доктором только что как раз говорили на эту тему.

Сучка стреляет в Орехова взглядом, но я вовремя загораживаю труса своей спиной. Со стороны все выглядит так, будто я просто встал, чтобы смотреть прямо в лицо своей собеседницы, так что ей остается только поджать нижнюю губу в бессильной злобе.

— Видите ли в чем дело. - Я говорю максимально официальным обезличенным тоном, за которым трудно угадать любую предвзятость. Если выскочка и захочет к чему-то придраться - подозрительной истеричкой в этом случае выглядеть будет именно она. - Пока доктора делают все возможное, чтобы помочь Коле - надо отметить их титанические усилия на фоне общего запущенного состояния здоровья мальчика - ситуация в любой момент может измениться. И обстоятельства могут сложиться таким образом, что могут потребоваться подписи на… ммм… определенных документах. Формальность, конечно же, но ее никто не отменял. И даже я, со всеми своими связями и искренним желание помочь, не могу стоять над законом. И вот тут возникает закономерный вопрос о том, кто, в случае необходимости, будет подписывать документы. Мать мальчика, насколько мне известно, в данный момент отсутствует на территории страны, а его отец вообще существует только как запись в свидетельстве о рождении. Эти обстоятельства крайне сильно все усложняют. Не говоря уже о том, что они же напрямую ставят под угрозу жизнь ребенка.

Сучка медленно, на выдохе, разжимает губы и смотрит на меня так, будто мысленно сдирает кожу. Не удивлюсь, если именно этим и занимается, но мне это даже приятно - всегда отрадно наблюдать как врагу, за неимением возможности причинить реальную боль, остается довольствоваться только безвкусным самообманом.

— Разве эти вопросы доктор должен обсуждать не с нами? - Она пытается отыскать Орехова за моим плечом, но я крепко держу оборону, а приближаться еще хоть на сантиметр Елене не хватает смелости. - Мне все еще не до конца понятна природа ваших с доктором отношений. Мне кажется, вопросы, которые вы здесь обсуждаете тет-а-тет точно должны касаться только узкого круга семьи.

— Совершенно с вами согласен, - охотно «уступаю» я, - но позвольте напомнить, что я, кроме того, что тоже вхож в вашу семью на совершенно законных обстоятельствах, являюсь так же главным спонсором лечения Коли. И как никто другой заинтересован в том, чтобы все мои отнюдь не дешевые усилия не пошли насмарку только из-за того, что родителям мальчика попросту на него насрать.

Последнее слово не случайно выбираю грубым. Оно должно подчеркивать, как меня задолбали ее жалкие попытки ужалить меня хоть как-нибудь. И единственное, чего она добьется, если продолжит диалог в том же ключе - увеличение градуса моей грубости. Я в общем даже «за» такой вариант развития событий, а то весь этот выводок, кажется, начал забывать, что Олег Корецкий умеет быть не только хорошим добрым богатым парнем, но и громко матерящейся тварью.

Сучка, наконец, отступает. Делает шаг обратно к двери, хотя на ее лице явно читается обещание продолжения. Иду ей навстречу и корчу рожу а-ля «всегда к твоим услугам, змея».

— Спасибо, что заранее все продумываете, - сквозь зубы цедит Елена, нарочно обращаясь к моему плечу, как будто все это время вела разговор с Ореховым, который так и не проронил ни звука. - Я обязательно сделаю все, чтобы получить нужные официальные документы на право подписи.

— Буду крайне признателен, - переключаюсь на фальшивое, но как всегда идеальное миролюбие. - Это самое важное, что нужно было сделать уже давно. Давайте будем заботиться о жизни и здоровье мальчика вместе.

«Да-да-да, сука, ты все правильно поняла, - мысленно отвечаю на ее крепко, до красноты на скулах сжатые челюсти, - этим парадом командуя я, и до тех пор, пока я оплачиваю банкет, вам придется с этим смириться».

Когда она выходит, я пинком захлопываю дверь и чувствую себя удивительным образом взбодрившимся.

— И так, доктор, возвращаясь к теме, которую мы обсуждали до того, как нас перебили. Надеюсь, вы слушаете внимательно? Мне бы не хотелось повторять все это снова - не люблю чувствовать себя долбодятлом. Ваша единственная задача - сделать так, чтобы мальчишка не загнулся. Делать это до тех пор, пока я не решу, что пришло время его лечит. Или… - делаю пространный жест, - переходить к какой-то другой стадии.

Лицо Орехова вытягивается, потому что мой намек он прекрасно понимает.

— Вероятность, что мы перейдем к таким радикальным мерам крайне мала, - успокаиваю его, чтобы этот кусок низкосортного человеческого мяса без костей не наделал дел в угаре сострадания или по воле внезапно проснувшейся совести. - Поэтому, пожалуйста, просто, блядь, сделай тот минимум, который я прошу. И мы будем продолжать наше взаимовыгодное сотрудничество.

Он снова комкает свой старый платок короткими толстыми пальцами, но в конце концов выдавливает из себя вполне себе приемлемое «да, конечно, Олег Владимирович». Я удовлетворенно улыбаюсь и, как в случае с любой дрессировкой,