Теперь следовало решить, кого навестить первым. По Алтышникову переулку, дом пять, прописана Катерина Григорьевна Каранзина, тысяча девятьсот шестидесятого года рождения, и логично предположить, что именно она лежала задушенная в своей кровати. Но на этот счет у Никиты имелись большие сомнения, потому что убитая выглядела намного моложе, следовательно, это вполне могла быть другая женщина, например, племянница хозяйки квартиры – Таисия Тихова.

Отправляться к людям, которые, вполне возможно, еще ничего не знают о смерти их родственницы, ужасно не хотелось, но, резонно рассудив, что в любом случае делать хоть что-то лучше, чем не делать ничего, Никита решил все-таки поехать по адресу племянницы, ведь от близких родственников можно получить гораздо больше информации, чем от бывшего мужа. Что тот может знать о знакомых Катерины, если не живет с ней уже третий год?

Подъехав к дому Таисии, Никита огляделся по сторонам. Длинный, изогнутый буквой «Г» дом, песочница в углу двора и несколько деревянных качелей. Рядом с одним из подъездов на лавочке – вездесущие старушки, которые обычно знают все обо всех.

Дворовые Хочу-Все-Знать лузгали семечки и лениво перебрасывались словами.

– Дождь кончился…

– Да…

– Наверное, больше не пойдет…

– А может, и пойдет…

– Не-а, не пойдет.

– Да и бог с ним, лишь бы мороз не ударил.

– Какой мороз? Октябрь на дворе…

– Дык и что? Не было никогда заморозков, что ли?

– Здравствуйте, женщины! – прервал «высокоинтеллектуальную» беседу Никита.

– Здравствуй, коли не шутишь, – с готовностью отозвалась худая востроглазая бабуля, смачно сплевывая подсолнечную шелуху.

– Не подскажете ли, Таисия Тихова в каком подъезде живет?

– А тебе зачем? – насторожилась вторая.

– Так, небось, хахаль ейный, – толкнула ее в бок локтем худая. – Она, почитай, каждый день хахалей меняет, разве упомнишь всех.

– А, ухажер, значит… – окинула осуждающим взглядом Никиту вторая. – А коль ухажер, так должон знать, что тетка у ней померла. Вот туда она и поехала.

– Тетка? – ошарашенно спросил Никита, который уже свыкся с мыслью, что убитая не может быть пятидесятилетней Каранзиной. – Которая же тетка, Катерина?

– А смотри-ка, имя знает. Давно с Тайкой общаетесь? А то недавно к ней совсем другой ходил, как бы не столкнулись, – ехидно добавила худая.

Дворовая «полиция нравов» еще что-то продолжала говорить, но Никита уже не слушал. Если Таисия жива и сейчас находится в квартире тетки, где, конечно же, полно милиции, ему остается один путь – к Антону Каранзину, бывшему мужу убитой.

Антон брел из мастерской, где он последние два года работал художником-оформителем, в прескверном настроении.

Прошедшей ночью, возле кафе «Сокол», часов около двенадцати, к нему на улице подошел какой-то «господин», щеголевато одетый и пахнущий дорогим парфюмом, с выражением высокомерия и скуки на лице. Таких богатых и холеных Антон иначе как «господами» не называл, вкладывая в это слово всю доступную ему иронию и сарказм.

Так вот, подошел к нему тот господин и, не обращая внимания на ехидный взгляд Антона, спокойно предложил деньги за пустяковую, казалось бы, услугу: позвонить по телефону и договориться с женщиной о встрече в кафе. И только Антон открыл рот, чтоб заявить, что он человек гордый и подачек не берет, как господин назвал такую кругленькую цифру, что язык прилип к гортани.

Последнее время дела шли из рук вон плохо, заказов на портреты почти не было, зарплату художника-оформителя задерживали, плюс ко всему Каранзин задолжал деньги приятелю, и вернуть их все никак не удавалось. Поэтому предложение было весьма кстати: можно не только отдать долг, но и перестать наконец питаться сухарями с несладким чаем.

– А имя какое назвать? – придя немного в себя, пробормотал удивленный Каранзин.

– Так свое и назовите. Вас как величать?

– Антон Каранзин, художник. – Он галантно склонил голову набок и попытался щелкнуть каблуками, но в кроссовках это вышло плохо.

– Достаточно, – холодно прервал его господин. – Пошли!

Что-то во всем происходящем было странное, и у Каранзина неприятно екнуло сердце, но он торопливо успокоил себя тем, что вечно ему дурное мерещится. Пустяковая просьба на самом деле. Просто подзаработает деньжат.

Перспектива накупить хорошей еды, по которой Антон стосковался, и даже пригласить кого-нибудь из друзей посидеть, поговорить за «рюмочкой чая» была так заманчива, что на глаза навернулись слезы умиления.

Теперь господин вовсе не выглядел таким уж отталкивающим. Напротив, Антон нашел его очень даже привлекательным – вид у незнакомца респектабельный, преуспевающий, от него пахнет дорогой жизнью и чековой книжкой.

А то, что за такой пустяк, как телефонный звонок, он готов заплатить столь прилично, ничуть не удивляло: у них, у богатых, свои причуды. Да и что для него какие-то пять тысяч баксов? Так, фантики, мусор. А для Антона сейчас целое состояние: и долги можно раздать, и работу постылую бросить, и дописать давно начатый шедевр. Антон верил, что эта картина его прославит: мир ждет его творения. А когда придет слава – будут и деньги. И тогда, когда придут слава и деньги, он сам будет, как этот господин, ездить на черном «БMВ» и куражиться, платя за капризы и нелепые желания.

Размышления помогли окончательно решиться, и Карамзин размашистой походкой подошел к таксофону. Деловито снял трубку, повернулся к господину и протянул руку:

– Деньги…

Сам себе Антон в тот момент казался очень предприимчивым и находчивым. И он был горд за себя. Господин усмехнулся и достал пачку в банковской упаковке, дополнительно сверху перетянутую красной резинкой.

– Держите. И послушайте меня внимательно. Сейчас трубку поднимет женщина, вы представитесь и попросите о встрече. Скажете, что вам очень нужно ее увидеть, поясните, где будете ждать, и положите трубку. И, главное, чтобы никакой самодеятельности, говорите только то, что я сказал! Повторите.

– Только представлюсь и попрошу о встрече, – кивнул Антон. – И никакой самодеятельности.

– Последнего говорить не надо, – холодно прервал господин. – Не вздумайте строить из себя клоуна, а то вам не поздоровится!

Глаза его остро и зло мазнули по лицу Каранзина, и у Антона мелькнула мысль, что он совершает фатальную ошибку. Совершенно точно, происходило нечто ужасное, подсказывала ему интуиция, но он постарался заглушить ее голос: подумаешь, пустяк – позвонить по телефону и сказать пару слов. Не киллером же ему предлагают быть.

– Если вы колеблетесь, или вам неприятно, – заговорил господин вкрадчиво, ощупывая цепким взглядом лицо художника, – то не стоит себя насиловать, я найду другую кандидатуру.