— Да ты что?! — Рубика настолько потрясло мое предположение, что он повернулся ко мне, перестав смотреть на дорогу. — Как тебе в голову такое пришло, бесстыдница?! Мы все семейные! Каждый копейка беречь, домой слать. Жена, дети — всех любим, скучаем очень. Вместе не спим, а выживаем. Христиан, мусульман — не важно! Когда Махмуда побили — все на врач скинулись! А ты говоришь!.. — как ни странно, он действительно обиделся.

— Значит, если люди живут в одной комнате, они вовсе не обязательно трахаются, так?! — я окончательно озверела. — Или это только вас касается — потому что вы мужики и честные, а мы — бабы и шлюхи, да?!

— Вы не шлюхи, — запротестовал Рубик не очень уверенно, — но кто вас знает.

— Я Гулю на улице нашла — избитую и умирающую от голода. А лупцевали и насиловали ее такие же гости нашей столицы, как и вы, — понимаю, что не ты и не твои друзья; тебя я знаю и тебе верю. Но мрази у каждого народа рождаются; тут ничего не поделаешь…

Рубик оскорбленно сопел, однако молчал, а меня уже понесло:

— Значит, по-твоему, в благодарность за помощь Гуля должна была мне сексом заплатить, да?! Ты настолько подлой тварью меня считаешь?!

— Нет, что ты! — сейчас он по-настоящему испугался. — Ника, ты это… не держать на меня зла. Не знал я — вот и все. И ничего такого о тебе не думать. Просто знаю, что любовь… разный бывает. Вот и спросил…

— Впредь, пожалуйста, думай, прежде чем говорить, причем желательно головой, а не ж… желудком, — отчеканила я. — И на дорогу смотри, а то врежемся куда-нибудь. Что же касается любви… — я закусила губу, — не могу я любить. И Гуля не может. Работа у нас такая, что душа изнашивается. Как самая лучшая шмотка, если в ней каждый день полы мыть. Нет у нас в сердцах того, чем любят. Не осталось.

Я закусила губу и отчаянным усилием воли попыталась проглотить возникший в горле комок. Рубик смотрел на дорогу и молчал.

* * *

Рубик помог мне донести чемоданы до квартиры, что оказалось очень кстати — они действительно были нелегкими. Едва мы с Гулей остались в квартире вдвоем, я попросила ее показать мне записи с камер слежения — и сразу же узнала в любителе ночной жизни Васю. Это означало, что мне нужно как следует продумать дальнейшие действия, чем я и занялась в ванне, решив совместить приятное с полезным.

Чем дольше я размышляла, тем меньше мне нравилось происходящее. Как минимум, пока Вася не отстанет, я не могла уехать домой. Он наверняка уже разузнал все мои адреса и мог многое разболтать всем, кто захочет слушать, а в маленьком городке к шлюхам, сколь угодно дорогим, относятся совсем иначе, чем к бабе, которая честно зарабатывает. Понятно, что и там, наверное, немало людей убеждены, что настолько огромные деньжищи можно заполучить, лишь торгуя собой. Но со мной подозрительные граждане своим мнением не делятся, но отношение людей, которых я уважаю, для меня важно — а в почти родном городке их больше, чем где бы то ни было еще. Так что, пока Сычик не угомонится, дорога в самый лучший в мире дом для меня заказана, что очень печально: отдых мне сейчас нужен как воздух.

Придется оставаться в Москве, маневрируя себя между отцом и сыном Студневыми, как между Сциллой и Харибдой. Если я проявлю излишнее упорство, Васенька может обидеться и нанять молодцов, чтобы они меня поучили жизни. Если же, наоборот, я с радостью приму ухаживания будущего губернатора, активизируется его папаша, и вот это реальный ужас на крыльях ночи. Только в дебильных мелодрамах бедной девушке предлагают миллион гринов за то, чтобы она оставила в покое богатого парня. В обычной жизни миллиардеру гораздо проще и дешевле убить мерзкую девицу. Можно, конечно, и кислотой облить: уродство возлюбленной уничтожит страстные чувства ее кавалера быстрее, чем что бы то ни было еще. Но даже у самой никчемной потерпевшей порой имеются весьма влиятельные друзья, способные заплатить за честное расследование. А когда человека нет — нет и проблем, которые с ним связаны…

Вообще-то, все девушки из нашего агентства знают, что делать, если ухажеры начинают докучать: нужно всего-навсего обратиться к куратору — в моем случае это Стасик. Но я очень сомневаюсь, что у него — и даже у нашей конторы в целом — хватит сил сдюжить в борьбе со Студневым-пером. Очень уж это влиятельный и ушлый мужик; за время двух своих командировок я успела пробить о нем инфу в Сети.

Так что сложившаяся ситуация мне не нравилась от слова «совсем». Похоже, в ближайшем будущем, если не удастся разрулить проблему мирными средствами, придется плюнуть на нежелание вносить раздор в семью и напроситься на оказание интимных услуг старшему Студневу. Тогда Сычик уж точно обидится и отстанет… А если не только обидится, но и решит отомстить?! Денег у него хватит…

В ванне я провела даже больше времени, чем обычно, но так и не придумала ничего толкового, и это тревожило. Что ж, если не можешь изменить ситуацию — постарайся расслабиться и получить удовольствие.

Поэтому, выходя из ванной, я оставила там все свои тревоги и занялась тем, чем обычно занимаюсь по возвращении из командировки.

Сначала мы с Айгюль разобрали мои чемоданы и осмотрели все обновки и сувениры — и те, что я купила для себя, и то, что привезла в подарок подруге. Она, как всегда, смущалась и говорила, что я слишком щедра, а мне было стыдно смотреть Гуле в глаза. Затем мы отправились на кухню — праздновать мое возвращение. После командировок я могу позволить себе некоторые отступления от диеты — и подруга приготовила мою любимую самсу с тыквой, а также массу других восточных вкусностей. Торжественный обед, плавно перетекший в ужин, прошел очень приятно.

Я много раз просила Айгюль или окончательно переквалифицироваться в мою домработницу и получать зарплату за свои хлопоты по хозяйству, или перестать готовить и убирать в квартире. Но подруга говорит, что занимается всем этим с огромным удовольствием, и я ей верю: восторг от домашней пахоты можно успешно изобразить пару-тройку раз, но не годы напролет. Если бы Гуля бросила проституцию и стала домохозяйкой, я оказалась бы очень счастлива, но она не хочет целиком и полностью зависеть от моих прихотей, что вполне разумно. Я не имею привычку выбрасывать на улицу тех, кто мне надоел, однако будущее никому неведомо; уж это-то гастарбайтерша из далекого Казахстана знает лучше многих. Так что все логично, даже если я порой и чувствую себя барыней рядом с подругой.

Закончив ужин, мы закинули грязную посуду в посудомоечную машину и отправились в мою спальню. Там завалились на огромную кровать, и я рассказала Гуле о Сычике. О проблемах, связанных с ним, говорила осторожно, но она и так все поняла. Когда я закончила свою грустную историю, подруга ненадолго задумалась, а потом предложила показать Васе спектакль.

— Какой спектакль? — не поняла я.

— Ну, раз Рубик подумал, что мы с тобой любовницы, — я уже успела рассказать ей об этом, — давай убедим в том же и Васю, — предложила Гуля.

— Гулька, ты гений! — воскликнула я совершенно искренне, однако, обдумав все, помрачнела: — Но тогда и ты под ударом окажешься. Вдруг Вася захочет тебе отомстить.