пят и, оставшись один на один с пустой бутылкой, я закручинился и попросил счет.

Потом покачиваясь, брел по улице, под дождем, не раскрывая зонта, от фонаря к фонарю.

Значит если верить этому новоявленному оракулу, жить мне осталось не больше года, да еще надо сделать не пойми чего в оставшийся срок. Свинцовая тяжесть этого нежданного знания давила на плечи и как-то даже расхотелось идти в портал. При таких раскладах стоит ли суетиться? Старая жизнь, с ее унылым постоянством, осыпалась неотвратимо, словно высохший песчаный домик. Будет ли новая?

Глава 8

Портал безропотно пропустил все мое барахло, и теперь я стоял в обнимку с сумкой, голый, абсолютно трезвый и немного ошалевший от мгновенного перемещения из ночи в солнечное утро. Стоял и озирался по сторонам.

Боже мой, как здесь пыльно и грязно! Организм был полон сил и требовал действий. Кинув вещи на диван, и распахнув окна, я включил радиоточку. Потом нашел в ванной тазик с тряпками и приступил к уборке. Передавали концерт «Песни комсомола», что пришлось как раз в жилу. «…Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым!» – орало радио. Вообще-то, обычно я ленив, но тут действовал с таким задорным энтузиазмом, словно смывал грязь с собственного давно не мытого тела.

«Комсомольцы-добровольцы, мы сильны нашей верною дружбой!..» – голося вслед за радио, тщательно протер все горизонтальные поверхности, затем принялся за пол. Через час все в квартире сверкало и дышало свежестью от разбрызганного дезодоранта, а я обливался потом, словно выбрался из парной – жарища стояла прямо с утра. Окна, конечно, тоже следовало помыть, но на это моего энтузиазма уже не хватило.

Решил, что сделаю это когда-нибудь потом. Ощущая законное удовлетворение, отправился в душ. Фыркая и отдуваясь долго плюхался под струйками прохладной воды.

Когда я, распевая: «И, вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди…» растирался свежим полотенцем, в дверь постучали. Кинувшись туда, поскользнулся на мокром полу и едва не навернулся. Увидел в глазок Женьку и с криком: «Одну минуточку мадмуазель!» бросился в комнату, где, чертыхаясь принялся разбирать вещи. Напялил на себя первые попавшиеся под руку джинсы и майку и вернувшись в коридор, открыл наконец, дверь.

– Слышу, ты песни поешь, – сказала Женька, – дай, думаю, зайду… Не помешала?

Вот какая тут слышимость… – подумалось мне, – значит девок не приведешь.

– Да что ты, заходи, конечно, я как раз уборку доделал.

– А сейчас, что ты пел? – поинтересовалась девушка, проходя в комнату. – Я такой песни не знаю.

Блин, малое па́лево! Походу, Пахмутова еще не успела сочинить «Неба утреннего стяг».

– Да это так… наша студенческая… – и чтоб замять тему, сунул ей в руки вещи брата и занятый рубль. – Спасибо, солнышко, очень выручила, чтобы я без тебя делал!

У «Солнышка» от удовольствия порозовели щечки. Она окинула меня оценивающим взглядом.

– Клевый прикид! Съездил на вокзал?

– Да, забрал вещички. Вот, кстати, обещанный подарочек!

Она осторожно, словно боясь обжечься, взяла пакет с юбкой.

– Какой красивый, наверно дорогой.

Я не сразу понял, что девушка решила: пакет – это и есть подарок.

– Да внутри подарок, ты разверни.

Когда Женька развернула юбку, увешанную яркими этикетками и бирюльками, ее глаза и рот округлились одновременно.

– Что это?

– Как что, юбка джинсовая.

– Это мне, что ли?

Понятно, что вопрос был риторическим, и я даже не стал на него отвечать.

– Может, примеришь, а то вдруг размер не тот.

Девушка молча унеслась из квартиры и через пять минут принеслась обратно уже в юбке, к которой была добавлена легкая приталенная рубашка в сине-белую клеточку и плетеные босоножки на каблучке.

– Вот, – сказала она смущенно, – не слишком короткая?

– Ну-ка, повернись.

Она послушно покрутилась, и я был вынужден присесть на диван, чтоб замаскировать подъем в штанах. Обтянутая эластичной джинсой Женькина попа, была что надо. Ножки, кстати, тоже, хоть и не слишком тоненькие, как у нынешних моделек.

– Супер! Ты секси!

– Чего? – не поняла девушка.

– Ну… в смысле, тебе идет.

– Я не могу взять, – нелогично отреагировала Женька.

– Почему?

– Не знаю, это очень дорого, да и за что мне?

– Как за что? Во-первых, за доброе сердце! Ты помогла мне, практически незнакомому человеку, в трудную минуту жизни! Во-вторых… э-э… за отличную учебу.

– У меня тройка в четверти по геометрии.

– Безобразие! – сделал я суровое лицо. – Ты и впрямь недостойна носить, этот предмет одежды! Снимай сейчас же! – и даже протянул к ней руку.

Согласен, мое предложение звучало двусмысленно, но девушка хихикнула и, отскочив на шаг, показала характерную фигуру из трех пальцев.

– Фиг!

Я понял – подарок принят.

– А поцелуйчик?

Она задрала подбородок и зажмурила глаза, типа, целуй пока не вижу. Я загнал похоть вглубь себя, взамен проникнувшись отеческой лаской, чмокнул ее в обе щечки как можно целомудреннее, и тут увидел, что соплюшка тянет губы для поцелуя.

Этого мне только не хватало.

– Евгения, а у тебя парень есть?

Она настороженно вскинула ресницы.

– Липнет тут один. А что?

– Так ты занята… жаль…

Выражение ее лица обещало кары небесные, пришлось добавить к подарку духи. Тут состояние юного женского существа приблизилось к катарсису.

– Сли-мат лан-соме, – прочитала по слогам.

– «Клима Ланком», – поправил я ее.

– Французские?! – спросила девушка с придыханием.

– Э-э… – откуда мне знать, где разливали эти «Клима», но не разочаровывать же ребенка, – французские… должно быть.

– Отпад! – заключила Женька и мечтательно добавила. – Все девки от зависти лопнут! Феликс… а у тебя девушка есть?

– Есть, – сказал я тоном, исключающим всякие поползновения, – невеста.

– Эх… Повезло ей!

Я саркастически хмыкнул. Тоже мне везение – с Наташкой мы разбежимся через два года после свадьбы, окончательно друг в друге разочарованные.

– Жень… ты бабушке только не говори…

– Что ты подарил? – сразу поняла девушка. – Ни в коем случае! Она ж если узнает, меня без соли съест – молчать буду, как Зоя Космодемьянская! Нет… – она наморщила лоб, – скажу, что папаша задарил, в честь окончания учебного года, вот! Клевая отмаза, типа, вспомнил, что у него дочка имеется. А я в музыкальной